[jarenka]

Автор:  Ванильный Занзас
Персонажи: Элиот, Лео
Жанр: флафф
Рейтинг: G
От автора: написано для  Hexachrome про то, как Элиот получал от Лео)) Оплеуха там, правда, всего одна.

681 слово

— Я читал «Грозовой перевал», редкостная гадость, — говорит Элиот, присаживаясь в соседнее кресло.
— Потому что для девочек?
— Нет, потому что там герои только и делают, что пытаются друг друга унизить, и это почему-то называется любовью. Ты слышал, что говорят про эту книгу леди? «Ах, как романтично!» Что может быть романтичного в этом отвратительном Хитклифе? То, что он чуть не сжил со свету родственников своей возлюбленной?
Элиот недовольно фыркает. Лео уже знает, что для Элиота личные отношения должны быть равными, остальное — унизительно. Поэтому Лео можно сделать так:
— Это были спойлеры, идиот! — и легонько треснуть его книгой по голове.
— Как ты смеешь, я твой господин!
— Конечно, милорд. Не смею, милорд. Мне стоит упасть вам в ноги с извинениями? — в голосе Лео ни капли сарказма, но не потому, что он извиняется всерьёз, а потому, что сарказм Элиот без труда прочитывает.
Лицо у Элиота было такое, будто ему под рубашку заползла гадюка.
— Никогда больше так не делай.
— Это приказ?
— Ага. Не зря же я взял тебя вместо всех этих лицемерных кретинов.
Элиот тиран и собственник, и будь на месте Лео кто-нибудь другой, о равных отношениях и речи бы не шло. Но у Лео и самого характерец тот ещё.

— Тебя там совсем не кормили в твоём приюте? — Элиот придирчиво осматривает полуголого Лео. Тот стоит, выпрямившись, перед портным, одетый в одни подштанники — позорище-то какое. Не то чтобы Лео прежде никогда не оголялся перед другими подростками, но это было ещё в приюте, когда они мылись в одной комнате, но это другое. Все они, приютские детишки, были тощими, с выступающими рёбрами и синяками от розг, ничем по сути друг от друга не отличаясь. Теперь на Лео нет синяков, но он всё такой же тощий и нескладный, не то что Элиот, поэтому тот с полным правом насмехается над ним.
— Мог бы и помолчать, — бурчит Лео. — Как будто мне приятно это слушать.
— Не мог. Может, ты наконец поймёшь, что я тебя зову с собой кататься верхом не для того, чтобы поиздеваться. И вообще такими темпами ты в двадцать лет будешь горбатым очкариком, и задницу оторвать от стула не сможешь.
Лео уже носит очки, но стёкла в них простые, без диоптрий, и они совсем его не портят: когда Лео забывается, Элиот может видеть его глаза. Всего на несколько секунд, но Элиот на большее и не претендует: он уже смирился со всеми странностями нового друга.
А между тем Лео выворачивается из рук портного и отвешивает Элиоту крепкую оплеуху. Тот не успевает увернуться, потому что задумался — в ушах звенит, и кружится голова.
— То, что я не езжу с тобой верхом, ещё не означает, что у меня не хватит сил врезать тебе!
Рука у Лео тяжёлая.

Лео лежит в кровати с простудой. Они весь вчерашний день носились по зимнему лесу по колено в снегу, играли в снежки, лепили замок (естественно, Элиот бы хозяином этого замка, а Лео — его верным рыцарем). А вечером у Лео поднялась температура. Элиоту, конечно, хоть бы что, только получил от гувернантки свернутым в жгут полотенцем по заднице за то, что вытащил слугу из дома в такой холод.
В дверь стучатся.
— Войдите, — слабо отвечает Лео, и на пороге появляется Элиот с подносом с руках. Это что-то новенькое.
— Доброе утро, — говорит он. На щеках у Элиота пятна румянца, какие бывают только от смущения. — Вот, это завтрак.
— На-а-адо же, ты сам приносишь мне завтрак. И как не порвало-то? — язвит Лео. Ему, конечно, приятно, потому что никто никогда не приносил Лео завтрак в постель, даже когда он болел, но демонстрировать этого Лео не хочет.
— Заткнись и ешь!
— Мисс Кейт заставила?
У его гувернантки довольно необычные педагогические методы, зато она умудряется справляться с Элиотом без розг. Как это у неё получается, Лео не понимает: ему иногда самому хочется хорошенько отходить Элиота по заднице.
— Нет.
— А почему?
— Потому что ты заболел из-за меня, — Элиот произносит это тихо, почти одними губами, думая, вероятно, что Лео не расслышит, но у Лео чуткий слух.
Он ничего не говорит в ответ на это признание, только улыбается.