очередной фик, который никогда не будет закончен, да и кого это ебёт.
Чарльз, Эрик, модерн!ауЭрик прекрасно помнил, как они с Чарльзом впервые познакомились.
Это было в конце нулевых, тогда мутанты только ещё начали выходить из шкафа, и в обществе царили странные настроения — как если бы внезапно обнаружилось, что прилетели инопланетяне, и они совсем такие же как в книгах. Впрочем, у мутантов репутация была чуть получше: они походили на людей в обтягивающем трико, которые сражались со злом в комиксах, и отдельные странные личности предлагали сформировать из мутантов отряды полиции. Эмма Фрост, известная модель, позировала на журнальных обложках в своей алмазной форме.
Эрик тогда призывал мутантов объединяться, он сам стал лидером группки, которую называл «Братством мутантов» (сейчас бы такое название показалось ему ужасно выспренным), они занимались в основном тем, что просиживали задницы в кафе по выходным, обсуждая свои проблемы, и писали статейки в интернете. Никто из них толком не разбирался в мутациях, просто они чувствовали инстинктивную потребность быть вместе — и предвидели, что скоро, когда волнение уляжется, настанет время долгой занудной борьбы за свои права.
Чарльз был полной их противоположностью. Он получил докторскую степень за диссертацию о мутациях, некоторое время преподавал в Оксфорде, а теперь перебрался в Йель. Он мог занимательно рассказать о мутациях целой аудитории — чем Чарльз обычно и занимался на своих публичных лекциях — и собирался открыть специальные курсы для мутантов, где они могли бы учиться пользоваться своими силами.
Их обоих пригласили на запись подкаста. Эрик из принципа пошёл туда, хотя был уверен, что увидит очередного малолетнего выскочку, который рассказывает слушателям о компьютерных играх и о том, как он грустно дрочит на плакат Киры Найтли — он обещал себе, что будет использовать любую возможность поговорить о мутантах. Чем захудалый канал мог привлечь профессора Йельского университета, он так и не понял — ни тогда, ни позже.
Создателем подкаста оказался студент самого богемного вида — Эрик встречался с такими во время учёбы. Во всех смыслах встречался: его, внешне спокойного, правильного и чёрствого, как горбушка недельной давности, всегда привлекали люди, которые могли ночами сочинять стихи, потом уйти в запой, а об учёбе вспомнить только перед сессией. Их отношения всегда напоминали бурю, в которой, метафорически выражаясь, Эрик был скалой, а его партнёры — волнами, которые с бессмысленной яростью бьются об неё.
Когда Эрик заходил в квартиру, в подъезде раздались быстрые шаги. Колин — так звали подкастера — оставил дверь открытой, и вскоре на пороге появился человек, которого Эрик сперва принял за ещё одного подкастера. Он, кажется, был очень молод и выглядел не таким богемным, как Колин: Эрик скорее бы принял его за богатого бездельника, который целые дни проводит на поле для гольфа или водит собственную яхту, и оттого у него такой здоровый цвет лица.
— Здравствуйте, профессор Ксавье! — обратился к нему Колин.
Эрик почувствовал себя сбитым с толку и поздоровался машинально, без чувства — хотя ему всегда хотелось узнать Чарльза Ксавье поближе. Прежде Эрик только слышал о нём, и профессор, конечно, представлялся ему мужчиной средних лет, очень серьёзным, с лёгкой сединой на висках и одетым в твидовый костюм. Чарльз не подходил ни под один из пунктов, и даже одет был в джинсы и футболку, а не в твидовый костюм.
— Приятно встретить вас, мистер Леншерр, — Чарльз улыбнулся ему.
— Вы обо мне слышали?
— Конечно. Я читаю ваш блог, вы чудесно пишете. Я даже давал почитать его своим друзьям, которые хотели узнать побольше о мутантах.
Эрик, конечно, был польщён.
Кевин привёл их в комнату, которая одновременно служила гостиной и столовой. На столе стоял ноутбук и лежали три микрофона несколько допотопного вида — в таких пели в караоке в девяностых. Чарльз и Эрик уселись в обе стороны от Кевина. Эрик не сомневался, что эфир пройдёт хорошо, они оба хотели говорить о мутантах и оба умели это делать: Эрик по специальности был учителем иностранных языков, Чарльз зарабатывал на жизнь преподаванием, так что, помимо хорошо подвешенных языков, у них была ещё и профессиональная подготовка. Правда, будет ли это кто-нибудь слушать? Десяток приятелей Кевина? Впрочем, даже десяток приятелей лучше, чем ничего.
Слушая вступительную болтовню Кевина, Эрик с трудом удерживался, чтобы не поправлять его произношение. Американец, а говорит так, будто кашу жуёт. Потом наконец он дал слово Чарльзу и Эрику.
Во время записи Эрик то и дело поглядывал на Чарльза. Тот говорил непринуждённо и убедительно, уместно шутил, и производил впечатление на редкость обаятельного человека. Через несколько лет, переслушав передачу, Эрик отметил, что и сам выступал не хуже, хотя ему определённо не хватало мягкого чувства юмора Чарльза. Ведущий на их фоне страшно проигрывал, и через десять минут заткнулся, остались только Чарльз и Эрик. Они спорили о том, нужно ли мутантам отделяться от людей.
— Мы слишком разные, — говорил Эрик. — Пока что людям кажется, что мутация — это здорово, что мы будем носиться по городу обтягивающих трико, борясь со злом. Но вскоре выяснится, что никакого зла нет, богатые мегаломаньяки, желающие захватить мир, всё так же водятся только в дебильных голливудских боевиках, а уличную шпану могут посадить в обезьянник и обычные полицейские. Зато встанет вопрос, что делать со способностями телепатов на экзаменах, — Эрик кинул взгляд на Чарльза: тот поморщился, — можно ли пускать мутантов на спортивные соревнования, как бороться с мутантами-преступниками. И это в том случае, если нам очень повезёт, и человечество не скатится в привычную ксенофобию. Тогда нас вполне могут объявить вне закона или признать какими-нибудь... унтерменшами, которых надо держать в гетто.
— По-моему, вы преувеличиваете, Эрик. Это было бы возможно в двадцатом веке и раньше, но не сейчас. Да, придётся решать множество юридических вопросов, придётся как-то выделять мутантов как отдельную социальную группу; где-то будут отдельные вспышки ксенофобии — да они и сейчас есть, глупо это отрицать, но мы вряд ли подвергнемся такому же угнетению, как другие группы, которые традиционно дискриминируются. А про законодательную дискриминацию я даже упоминать не буду — она полностью противоречит конституции.
— Ага, знаю я американскую конституцию. Свобода, равенство и братство для всех, кроме черных, женщин, геев, мусульман, индейцев, итальянцев, испанцев, азиатов, восточноевропейцев и бедных... в общем, равенство только для белых здоровых мужчин из среднего класса, которые происходят из западной или северной Европы, протестантов или католиков по вероисповеданию. Мутанты, я так полагаю, туда не вписываются.
— Ну-ну, вы слишком строги к нашему обществу.
В этот момент ожил Кевин и попросил их прокомментировать утверждение о том, что мутанты куда опаснее геев, чернокожих и женщин. Например, мутанты, сидящие в этой студии. Эрик тогда едва подавил в себе порыв доказать Кевину, насколько он опасен, а Чарльз лишь вздохнул.
— На самом деле это ошибочное утверждение. Мутации пока мало изучены, но по своему личному опыту я могу сказать, что очень немногие мутанты наделены такими сильными и опасными способностями. Их куда меньше, чем людей, которые хорошо владеют холодным и огнестрельным оружием.
Эрик хорошо запомнил это утверждение и позже сам удостоверился в правоте Чарльза. Ему хотелось собрать армию мутантов, которая могла бы защититься от человеческого оружия, но к нему приходили в основном те, кто ничего толком не умел и не мог. Чьи способности никак не позволяли останавливать пули и ракеты, сбивать издалека самолёты и телепортироваться из зоны обстрела. Даже в лучшие время в «Братстве мутантов» было всего несколько телекинетиков, один телепат, два телепорта и девушка, которая умела управлять огнем.
Тот подкаст стал чудовищно популярен, побив по количеству прослушиваний даже песни очередной популярной звезды-однодневки. Чарльза и Эрика стали приглашать на телевидение, и сперва Эрик соглашался, а потом решил, что это занимает слишком много времени. Тогда у него уже было полно работы: «Братство мутантов» расширялось.
Чарльз, в отличие от него, постоянно мелькал в телевизоре, и Эрик всё никак не мог понять, как у него хватает на все времени. Чарльз тогда ушёл из Йеля и открыл сперва курсы для мутантов, а потом настоящую школу. Он всё ещё время от времени читал публичные лекции в Нью-Йорке, вёл светскую жизнь, и на красных дорожках появлялся в компании своей бывшей аспирантки Ороро Монро. Журналисты пытались найти подтверждение их роману, но, кажется, так и не нашли.