Яря-тян (2:49):
А вообще я считаю, что Фран и Бельфегор могут очень хорошо дружит против Сквало или Луссурии))
Дашка-зараза (2:49):
Это да. Против Леви вернее))
Яря-тян (2:50):
Леви итак жизнью обделённый((
Дашка-зараза (2:50):
Ну и нахуй, они его добьют х))
Яря-тян (2:50):
Подарят на День Рождение набор фотокарточек с целующимися Занзасом и Сквало? х)
05.01.2010 в 03:49
Пишет Дашка-зараза:Для Ярьки. Ни в чем себе не отказывай хD
читать дальшеРазглаживая усы, Леви в глубокой задумчивости плелся по темному коридору. На часах давно было за полночь, и в это время Леви обычно спал в своей кровати. Но, пораженный внезапно идеей о бессмысленности и напрасности своего существования, Леви в третьем часу ночи вскочил на ноги и пошел бродить по особняку, размышляя, чего не хватает Занзасу. Такая у Леви была занзасоцентрическая логика.
Из тоненькой щелки между дверью и стеной в коридор пробивался лучик света. Леви обратил на него внимание, потому что в темноте и спросонья принял его за ленту и наклонился, чтобы поднять. В комнате кто-то негромко вскрикнул, а потом раздалось знакомое, протяжное:
– Бель-семпаааай… больно…
Леви сжал пальцы в кулак, все еще неосознанно пытаясь поймать луч. Он так и остался сидеть на корточках, выпучив глаза. Точно, комната психованного принца, и малолетний фокусник там, маленькие злобные ублюдки…
– Бель-семпай, так еще больней, – снова затянул Фран и хныкнул.
– Добесишь – больше вобью.
По мнению Леви, еще непонятно было, чей голос сильнее резал по нервам: Беля, с его омерзительно гадским хихиканьем, или Франа, с его медленно-тягучими невыносимыми интонациями.
– Семпай, кровь идет…
– Твоя кровь скучная.
– Семпаааай…
В желании уебать Франа тяжелым по голове Леви Бельфегора поддерживал, но Бельфегор, хоть по тысяче раз на дню клялся прибить Лягушонка к воротам особняка кверху ногами, ни разу не сделал даже шага к этой осуществимой мечте – Леви бы помог, честное слово, но Бель на все попытки предложить эту помощь отвечал презрительным фырканьем. И отвешивал Франу очередной подзатыльник. А Фран в очередной раз бормотал: «Если у вас в черепушке пусто, семпай, это не значит, что все такие…».
Бель, между тем, захихикал – о чем бы Фран ни ныл, ему это доставляло радость. Леви подполз ближе к щелке, но она была слишком узкой, и в нее был видел только книжный шкаф и кусочек окна.
Ритмично заскрипели пружины на кровати. Леви потер раковины ушей пальцами и сел на задницу. Не показалось?! Медленно, вдруг осознав, в каком неловком положении застал младших офицеров, Леви переставил руки и ноги, а потом по стеночке поднялся. Ступни у него были как приклеенные к полу.
– Дырку же протрете, Бееель-семпай, – задыхаясь, сказал Фран, и это подействовало на Леви самым стимулирующим образом. Стараясь не топотать, он быстро покинул крыло и, по широкой дуге обойдя спальню Занзаса (Сквало иногда орал как резаный, но если что и было разрезано, то это сердце Леви, разрезано, разбито и раздавлено), вернулся к себе.
Фран, между тем, выковырял из левого плеча нож и прицельно метнул его в крупного формата фото Леви, висевшее у Бельфегора над дверью спальни. Фото было уже излохмаченное и разодранное, но Леви был по-прежнему очень узнаваем. Покосившись на Бельфегора, Фран заметил, что принц, кажется, вот-вот повторит предыдущий опыт.
– Бель-семпай, ну вы как будто фотки никогда в альбом не клеили… Кто так нажимает и трет?
– Поучи меня еще, Лягушонок.
– Бель-семпай, ну почему у вас в комнате стола нет?
– Мне он не нужен… не мешай!
– Семпай, а вы, может, писать не умеете? Хотите, я вас научу, это несложно… Ааа, семпай, куда сразу пять ножей…
– Я тебе и десять воткну, если не умолкнешь. Подай мне ту фотку, где Сквало катается у босса на плечах, я ее на третью страницу приклею.
– Я порезался, вы же видели, и у меня онемела рука. Это так больно, семпай, больнее ваших ножей… Звенят! Что, правда десять?! Боооольно, семпаааай…
***
Через три дня Леви получил на день рождения сверток в яркой упаковочной бумаге, а потом двое суток наворачивал круги возле ворот, ожидая возвращения двух сдвинутых затейников, и рвал, рвал на мелкие кусочки четыре десятка любовно отобранных фотографий, на которых Занзас проводил счастливые минуты со Сквало.
URL записичитать дальшеРазглаживая усы, Леви в глубокой задумчивости плелся по темному коридору. На часах давно было за полночь, и в это время Леви обычно спал в своей кровати. Но, пораженный внезапно идеей о бессмысленности и напрасности своего существования, Леви в третьем часу ночи вскочил на ноги и пошел бродить по особняку, размышляя, чего не хватает Занзасу. Такая у Леви была занзасоцентрическая логика.
Из тоненькой щелки между дверью и стеной в коридор пробивался лучик света. Леви обратил на него внимание, потому что в темноте и спросонья принял его за ленту и наклонился, чтобы поднять. В комнате кто-то негромко вскрикнул, а потом раздалось знакомое, протяжное:
– Бель-семпаааай… больно…
Леви сжал пальцы в кулак, все еще неосознанно пытаясь поймать луч. Он так и остался сидеть на корточках, выпучив глаза. Точно, комната психованного принца, и малолетний фокусник там, маленькие злобные ублюдки…
– Бель-семпай, так еще больней, – снова затянул Фран и хныкнул.
– Добесишь – больше вобью.
По мнению Леви, еще непонятно было, чей голос сильнее резал по нервам: Беля, с его омерзительно гадским хихиканьем, или Франа, с его медленно-тягучими невыносимыми интонациями.
– Семпай, кровь идет…
– Твоя кровь скучная.
– Семпаааай…
В желании уебать Франа тяжелым по голове Леви Бельфегора поддерживал, но Бельфегор, хоть по тысяче раз на дню клялся прибить Лягушонка к воротам особняка кверху ногами, ни разу не сделал даже шага к этой осуществимой мечте – Леви бы помог, честное слово, но Бель на все попытки предложить эту помощь отвечал презрительным фырканьем. И отвешивал Франу очередной подзатыльник. А Фран в очередной раз бормотал: «Если у вас в черепушке пусто, семпай, это не значит, что все такие…».
Бель, между тем, захихикал – о чем бы Фран ни ныл, ему это доставляло радость. Леви подполз ближе к щелке, но она была слишком узкой, и в нее был видел только книжный шкаф и кусочек окна.
Ритмично заскрипели пружины на кровати. Леви потер раковины ушей пальцами и сел на задницу. Не показалось?! Медленно, вдруг осознав, в каком неловком положении застал младших офицеров, Леви переставил руки и ноги, а потом по стеночке поднялся. Ступни у него были как приклеенные к полу.
– Дырку же протрете, Бееель-семпай, – задыхаясь, сказал Фран, и это подействовало на Леви самым стимулирующим образом. Стараясь не топотать, он быстро покинул крыло и, по широкой дуге обойдя спальню Занзаса (Сквало иногда орал как резаный, но если что и было разрезано, то это сердце Леви, разрезано, разбито и раздавлено), вернулся к себе.
Фран, между тем, выковырял из левого плеча нож и прицельно метнул его в крупного формата фото Леви, висевшее у Бельфегора над дверью спальни. Фото было уже излохмаченное и разодранное, но Леви был по-прежнему очень узнаваем. Покосившись на Бельфегора, Фран заметил, что принц, кажется, вот-вот повторит предыдущий опыт.
– Бель-семпай, ну вы как будто фотки никогда в альбом не клеили… Кто так нажимает и трет?
– Поучи меня еще, Лягушонок.
– Бель-семпай, ну почему у вас в комнате стола нет?
– Мне он не нужен… не мешай!
– Семпай, а вы, может, писать не умеете? Хотите, я вас научу, это несложно… Ааа, семпай, куда сразу пять ножей…
– Я тебе и десять воткну, если не умолкнешь. Подай мне ту фотку, где Сквало катается у босса на плечах, я ее на третью страницу приклею.
– Я порезался, вы же видели, и у меня онемела рука. Это так больно, семпай, больнее ваших ножей… Звенят! Что, правда десять?! Боооольно, семпаааай…
***
Через три дня Леви получил на день рождения сверток в яркой упаковочной бумаге, а потом двое суток наворачивал круги возле ворот, ожидая возвращения двух сдвинутых затейников, и рвал, рвал на мелкие кусочки четыре десятка любовно отобранных фотографий, на которых Занзас проводил счастливые минуты со Сквало.