Типичный разговор с новыми знакомыми:

Новый знакомый: Ой, наверное, скучно без братика или сестрички...
Я: Да нет, знаете, очень здорово. Все родительская любовь мне досталась. :333

На самом деле мои родители ни за что бы не пошли на такой подвиг второй раз, потому что я была самым чудовищным младенцем эвер.

---

Утащила у  AlisaCat ссылку на очередной пост про то, что раньше-то люди были лучше! Пахали от заката до рассвета, и ничо, а сейчас поработали в офисе — и устали.
Мне вот интересно, люди, которые это пишут, они с историей-то знакомы? Ну хер с ней, с историей, может, они классиков читали? нет, судя по всему, просто любят пиздеть о том, что раньше трава была зеленее.
Все эти любители «славного прошлого» и «святого лаптя», как правило, закрывают глаза на тот факт, что в те самые старые времена, на которые они самозабвенно мастурбируют, крестьяне и прочие простые люди в сорок уже были не особо здоровы, а в пятьдесят помирали от живительного труда.

---

От пищи духовной к пище телесной

Что-то я тут много пишу о книжках, как будто я вся такая духовная. На самом деле я люблю пожрать, так что рекаю свой любимый продуктовый магазин. х)

Так вот, «Бахетле» — это просто праздник какой-то.
Правда, кмк, туда не имеет смысла ходить за молочком или там за хлебушком (в соседнем «Перекрёстке» тоже своя пекарня есть, наверное), но если вы хотите навернуть офигенно вкусных пирожков или раздобыть деликатесы, то вам именно туда.
И, что самое главное, там есть чак-чак. Это такая восточная сладость, которая выглядит, пардон за неэстетичное сравнение, как червячки из теста, облитые мёдом. Очень вкусно. *_*
Пироги там тоже офигенно вкусные, особенно ржаные.
Больше ничего из их Нижегородской кулинарии я не пробовала, но в Нижнекамске и в Челнах всё остальное тоже было вкусным.

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Я тут подумала, что если бы Умберто Эко писал «Имя розы» в мире Марвела, то главным теологическим вопросом в этой книге было бы не «Мог ли Иисус смеяться?», а «Был ли Иисус мутантом?».

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

И ещё о надмозге.
Я говорила уже, что в «Книжном воре» чудовищный перевод, а тут я, значит, залезла в оригинал. Английский я знаю хреново, но мне кажется, что текст там лёгкий и ритмичный, временами даже близкий к поэзии. Или мне кажется?

---

«Мой ответ — нет», впервые на русском!
Впервые в гуглтранслейте, ебись ты конём, говнопереводчик!

Надо бы какой-нибудь отдельный тэг для говноперевода придумать, но лень.

upd: спасибо Даше, теперь его будут звать «зона бесплатных наркотиков».

---

Ничто так не заставляет волноваться за русскую культуру как чтение «Литературной газеты».
Это же полное днище, господа. Я сегодня каталогизировала её и чуть не впала в депрессию. >_>

---

Я тут прочитала тред про дайритрансов на холиварофоруме и решила, что мы с Леной и Дашей те ещё трансгеи. Мы ведь не носим розовый и не обсуждаем мужиков, чо (ну, кроме нарисованных).

---

По мотивам одного поста на холиварофоруме.
А расскажите-ка про свои книжные разочарования. Из того, чем все вокруг восхищаются/восхищались, а вы прочитали, и вам показалось, что это говно/уныние.

У меня из серии совсем уж эпик фейлов, пожалуй, «Некромант» Далина (распиаренное днище уровня фичков Водолея) и творчество Бернара Вербера (невыносимо скучно и вторично).

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

1) День рождения не справляла.
2) Никто ничего не подарил
(справедливости ради, Леночка подарила мне подарок, когда я только приехала)
3) Зато мы сходили с Леной на «Травиату» в Михайловский.

---

«Агент Картер» — МэдМен от Марвела. Только курения в кадре не хватает.

---

Ну типа день рождения.
Пойду посплю.

---

1. Я в Питере. Буду спать у Лены на надувной кровати, лол.

2. В поезде нифига не спала. Сейчас поспала пару часов, но всё равно чувствую себя зомби. Надеюсь, утром будет получше.

---

Давайте поиграем в игру: вы называете мне пейринг/персонажей (или даже даёте заявку), а я пишу сцену из фика, который Я НИКОГДА НЕ НАПИШУ ПРО ЭТИХ ПЕРСОНАЖЕЙ И СИТУАЦИЮ, АХАХА.

UPD: Подниму-ка я это дело с фандомом Людей Крестик. Сразу говорю, комиксы очень плохо помню, так что писать по ним не буду.

отверженные и пандора

Мариус/Козетта для  Нелли Дин

Кажется, теперь Мариус понял, почему Курфейрак предлагал ему набраться опыта ещё перед женитьбой, утверждая, что без этого он может опозориться во время первой брачной ночи. Мариус ему, конечно, не верил: даже Адам и Ева смогли обзавестись детьми, а уж их-то точно никто не учил совокупляться (в голове у Мариуса промелькнула богохульная мысль, от которой он покраснел). И всё же,оставшись с Козеттой наедине, он осознал свою ошибку: Ева не носила платьев в корсетом, кринолином и бесконечным количеством нижних юбок.
Они уже избавились от большей части одежды, оставался корсет и нижняя сорочка. Козетта послушно сидела на кровати, пока Мариус пытался неловко распутать шнуровку корсета.
Мариус подумал, что правление Наполеона стоило любить ещё и за то, что в его время дамы носили платья, которые без труда можно снять в первую брачную ночь.

Живоглот/Азельма, похищение невесты :3 для императора

На Живоглота навалилась огромная женская туша, и он впервые в жизни почувствовал себя слабым, как новорождённый котёнок. Прежде с ним такого никогда не случалось: ребёнком он колотил своих сверстников и отбирал у маленьких попрошаек их дневной заработок, а потом, когда Живоглот подрос, всё бандиты боялись его пудовых кулаков. Прижавшая его к стене женщина не давала Живоглоту двинутся с места и зло сверлила его маленькими голубыми глазками.
— Хочешь обесчестить мою дочку, паразит?!
Живоглот невнятно захрипел в ответ.
Похищение невесты начало превращаться в чудовищный фарс, который, возможно, отберёт у него деньги и подарит пару переломов.

Немного кулстори для Шэдочки:

Ещё одна аушка. Элиот начинает слышать голоса, а затем в его голове появляется Лео и говорит, что теперь он Баскервиль.

— Поговори с нами, — шептали голоса. — Не делай вид, будто не слышишь нас.
Элиот тряхнул головой. Обычно он был слишком занят, чтобы обращать на них внимание — школа, домашние задания, фехтование, прогулки верхом с братьями, — но голоса подстерегли его тогда, когда он валялся в постели с простудой. Читал книги, пил горячий чай с малиновым вареньем и постоянно кашлял. Он начал новый том «Святого рыцаря», и если бы не чёртовы голоса, уже бы дочитал его, но голоса доставали, не давая Элиоту сосредоточиться на тексте. Иногда ему приходилось перечитывать абзац по два раза, чтобы понять, о чём шла речь.
Наконец Элиот бросил это утомительное занятие.
— Не хочу я с вами разговаривать! — тихо ответил он, чувствуя себя полным идиотом. — Только сумасшедшие разговаривают с голосами в своей голове, а я не сумасшедший!
— Ты слышишь голоса в голове и считаешь себя нормальным, как и все шизофреники, — вырвался из общего тихого хора звонкий голос.
— Хочешь сказать что я!..
— Да нет, ты не сумасшедший, — прервал его голос. — Определённо. Я просто завидую твоей уверенности в собственном душевном здоровье.
Элиот прикрыл глаза, и они возникли перед его мысленным взором: угольно-чёрные силуэты на фоне россыпи золотистых искр. Элиот никогда не видел их лиц, он даже не знал, кто они такие. На этот раз он заметил среди силуэтов волнение. Они переминались с ноги на ногу, расступались, словно пропуская кого-то. Наконец один из них вышел к Элиоту. Жёлтые искры очертили его тонкую фигуру, какая бывает у юношей ненамного старше Элиота, растрёпанные длинные волосы, старомодного фасона камзол. Элиот прищурился, стараясь разглядеть хоть что-нибудь, кроме полной черноты, но ему этого не удавалось.
— Объясни мне, что тут происходит, — потребовал Элиот.
— Элиот, тебя не учили хорошим манерам? — сказала фигура всё те же звонким голосом.

Пандора, AU. Барма, Рейм, Брейк. Рейм — шпион Баскервилей.

Рейм отложил в сторону последний отчёт и зевнул, прикрыв рот рукой. От бесконечной бумажной работы кисть затекла, Рейм растёр её левой рукой и встал из-за стола: пора проверить исследовательский отдел Руфуса Бармы. Быть шпионом оказалось очень утомительно, но Руфус Барма хотя бы платил ему щедрое жалование, и Рейму не пришлось коротать ночи в развалинах сабрийского замка Баскервилей вместе со всеми остальными.
«Хорошо, что он ничего не знает», — подумал Рейм, спускаясь в подвал. По дороге он поздоровался с Бармой и Брейком, которые о чём-то беседовали в небольшом закутке перед залом для собраний.
— И почему вы его до сих пор не разоблачили? — спросил Брейк, когда Рейм отошёл достаточно далеко, чтобы не услышать их.
— Кто ещё успеет сделать за день столько работы?
— И будет писать за меня отчёты, — добавил Брейк, облизывая леденец. — Не забудьте поблагодарить Баскервилей за такой отличный подарок.

AU. Элиот и Лео в Хогвартсе таки. Пиши это. ПИШИ. Ты же хотела.

Аушка с магической школой, Хогвартс затесался, но они там не учатся.
От чтения Лео отвлёк звук открывшейся двери. Он повернулся, собираясь отказать незваному гостю, но тот и не подумал спрашивать у Лео разрешения присесть. Он сунул свой чемодан под сиденье и уселся напротив, тоже у окна. Лео обомлел: перед ним был самый настоящий Драко Малфой. У него словно висела табличка на груди: моё генеалогическое древо выше Часовой башни у здания Парламента. Красивое лицо — да, это был Драко Малфой из влажных фантазий фанаток — выражало крайнюю степень высокомерия, когда он окинул взглядом Лео. Лео сразу захотелось расквасить его породистый прямой нос. Вместо этого он перевёл взгляд на книгу. Всё, шестнадцать лет, пора уже перестать лезть в драку по поводу и без, дыши глубже и читай описание Гуинплена, Лео.
Сосед пока открыл окно до упора, в душном купе тут же стало легче дышать, но уличный шум чуть не оглушил Лео. Поезд уже собирался отходить, все спешно прощались, через окна советовали своим великовозрастным оболтусам хорошо учиться и не перечить преподавателям. Родители пытались перекричать друг друга, создавая гвалт, как стая сорок. Соседа чуть не затискала до смерти молодая женщина — кажется, его сестра, — он с трудом высвободился из её объятий. Всё это Лео замечал краем глаза, не отвлекаясь от чтения.
Наконец поезд тронулся, провожающие начали расходиться, ветер разметал занавески, растрепал волосы Лео. Сосед тоже достал книгу. Лео украдкой глянул на её обложку, но не узнал ни автора, ни названия. В животе сладко заныло от предвкушения: кажется, у магов была своя художественная литература, и Лео обязательно накупит себе книжек, как только доберётся до ближайшего магического книжного.
До Сабрие они должны были добираться пять часов. На третьем часу у Лео кончилась книга — они с соседом не обменялись и парой слов, — он достал из сумки новую, но сразу открывать её не стал.
— Твоя фамилия случайно не Малфой? — спросил он у соседа. Тот мгновенно отвлекся от своей книги. Кажется, он последние минуты и не читал вовсе, а наблюдал за Лео.
— Нет, не знаю никаких Малфоев! Я Элиот Найтрей, мог бы и сам догадаться!
— Ты преувеличиваешь свою известность, — Лео фыркнул. Кажется, на чемодане Элиота был какой-то герб, но Лео не обратил на него внимания. Возможно, для местных он был знаменитостью вроде солиста рок-группы, и Лео стоило узнать его в лицо и пасть ниц. Или хотя бы попросить автограф.
— Ни капли, — крайне самоуверенно произнёс Элиот. — Это просто ты ничего не знаешь.
Лео уже начинал раздражаться. Малфой оказался самым настоящим Малфоем: помешанным на своём происхождении высокомерным идиотом.
— Давай догадаюсь. У тебя родословная длинней, чем у выставочной собачки, и тебя раздражает, если кто-то не бросается лизать тебе задницу из-за этого.
Лицо Элиота пошло красными пятнами, Лео перехватил книгу поудобнее: на случай, если придётся отбиваться. Элиот вскочил с места. Лео прикинул, что можно его пнуть в колено, в тесном купе этого будет более чем достаточно.
— Я не потерплю таких оскорблений от какого-то... грязнокровки! — гневно произнёс Элиот.
— Какая разница, что ты собираешься терпеть, я тебя уже оскорбил, — вставил Лео. — И ты меня тоже.
— Назови своё имя.
— Лео Баскервиль.
И тут произошло непредвиденное: Элиот словно натолкнулся на невидимую стену, гнев на его лице сменился сначала крайним изумлением, а потом недоверием.
— Баскервиль?! — переспросил он таким тоном, будто Лео зачем-то нужно было ему врать. Тот пожал плечами в ответ.
— Ну да. Правда, я понятия не имею, что это значит.
«Потому что не нашлось доброго Хагрида, который провёл бы меня по магическому миру и рассказал, что мои родители спасли кого-нибудь от злого волшебника, героически умерев при этом».
Элиот покрутил пальцем у виска и полез в свой чемодан. Вскоре перед Лео на стол плюхнулась толстая книга с надписью «История магии. 1 курс» на обложке.
— Читай, — сказал Элиот. — Стыдно не знать истории своей семьи.
Такую же книгу Лео должны были выдать в школьной библиотеке, но у Элиота, вероятно, была своя.
— Спасибо, — коротко сказал Лео и погрузился в чтение. Баскервилям была отведена длинная глава, в которой описывалась история рода с таких дремучих времён, что Лео даже захотелось предложить Элиоту помериться родословной. И что это была за история... Десяток писателей бульварных детективов не смогли бы выдумать столько душераздирающих историй, и вишенкой на этом торте чёрной магии стал рассказ о том, что Освальд Баскервиль сошёл с ума от своих некромагических экспериментов и перерезал всех людей, что были тогда в его замке, включая прислугу и домочадцев. Только Джек Безариус смог выжить в этой кровавой бане и прикончил разошедшегося маньяка. Он и поведал миру, что случилось с Освальдом и как плохо заниматься некромагией.
Это случилось сто лет назад, и с тех пор о семье Баскервилей не слышали. Прямо на его глазах текст начал меняться: в генеалогическом древе после имени Освальда появилось его собственное, присоединённое пунктирной линией.
— Кажется, я не Гарри Поттер, а правнук Волдеморта, — глубокомысленно заявил Лео. Элиот снова его не понял.

Аушка. Оскар — современник Освальда и Джека. Чем бы кончилась Сабрийская трагедия, если бы Оскар устроил на церемонии передачи цепи Традиционную Алковечеринку™. (Можно упороться и отредактировать все драматичесие моменты манги вмешательством алкоголя и Оскара.)

А под утро так же, как в каноне, весь пол в замке был усыпан телами, но только не мёртвыми, а в жопу пьяными. А Джек думал, что лучше бы они все ёбнулись в Бездну, да и Освальд придерживался этого мнения.

Уже полчаса Джек рыдал на плече Глена. На камзоле появилось мокрое пятно, а сам Глен в малосвязных речах Джека превратился сначала в Освальда, а в потом в «мой дорогой друг, я назову в честь тебя своих детей, всех пятерых».
— ...а ещё я собирался скинуть этот чёртов мир в Б-бездну, к Л-лейси, — продолжал Джек свои излияния. Освальд и сам уже был достаточно пьян, чтобы не подскочить от этой новости. Он только сделал побольше глоток из бутылки — бокалы они забросили ещё двадцать минут назад — и погладил Джека по спине.
— Ну... не сбросил же.
— Это вообще Миранда... с Винсентом. Но они тоже... того уже.
Миранда сидела на диване, у неё в руках всё ещё был бокал, а рядом с ней пристроился Винсент, которому заботливый родственничек Джека тоже налили вина. Под видом сока. Миранда поглаживала Винсента, запустив руку в его волосы.
— Чудесная форма черепа, — задумчиво произнесла одна. — Вот подрастёшь лет на восемь...

AU. Персонажи Пандоры регестрируются на сайте, где можно оставлять анонимные мнения друг о друге. (Типа nekto.me/)
«Я бы тебе вдул» — «Гилберт, залогинься» — «Я не Гилберт :з».

Окей, ветка Гилберта. Возможно, все эти сообщения были написаны Зарксисом Брейком.

Анонимус:
Вы очень красивы Гилберт.

Анонимус:
Я хочу от тебя детей!

Анонимус:
Надеюсь, мы встретимся на балу у герцогини Рейснворт на следующей неделе.

Анонимус:
Я влюбилась в вас, как только впервые увидела.

Анонимус:
Эй, Гил, у тебя слишком много поклонниц!

Анонимус:
Он мой, дамы. Ваши притязания бесполезны.

Гилберт:
Оз, это ты?

Анонимус:
Неужели ты способен думать только об Озе, мой милый братец? Хочешь я сделаю тебе массаж простаты? Тебе понравится.

Анонимус:
насыщенная у вас личная жизнь, господин Гилберт.

Ебанутый кроссовер Реборна и Пандоры.

— Я психопат, который зарабатывает задницей на то, чтобы уничтожить мир, — предупредил его Джек.
— Заебись, — Занзас хлопнул его по заднице. — Отлично впишешься в нашу компанию.
Никогда ещё Джек не получал работу, сидя на члене итальянского мафиози.

AU. Брейк/Винсент. Брейк — цепь Винсента, с которой он заключил контракт, чтобы спасти Гила (от чего угодно). Винсент отдаёт приказы, Брейк троллит своего контрактора.

Окей, я слабо представляю, как происходит общение с неактивированной цепью, но пусть это будут голоса в голове.
Винсент: Возможно, если бы у вас было физическое тело, это бы очень облегчило наше общение.
Брейк: Конечно, тогда бы я мог наконец придушить тебя.
Винсент: И это совершенно взаимно. Хорошо, что мы с вами так понимаем друг друга, господин Шляпник. Это очень важно для людей, которые настолько близки друг к другу.
Брейк: ...
Мне совершенно не нравится находиться в твоей голове.
Винсент: Что же, мне тоже не нравится это соседство.
Брейк: ...а хуже всего постоянно видеть твои влажные фантазии о том, как ты убиваешь всех тех, кто косо поглядел на твоего старшего брата, а потом вы... хм... сливаетесь прямо на полу рядом с трупами. Может, мне стоит как-нибудь рассказать ему об этом? Брейк хрустит воображаемой карамелькой.

Ещё для императора:

Тенардье/гусар/мадам Тенардье, рейтинг!

Нетрезвый молодой человек в военной форме, покачиваясь, подошёл к мсье Тенардье. Здоровье у него, вероятно, было крепким, а желудок лужёным, потому что он выпил уже три бутылки дрянного вина, а цвет лица у него всё ещё оставался здоровым, а не серо-зелёным, каким ему стоило быть.
— Это ведь вы... здесь хозяин? — заплетающимся языком произнёс он.
— Рад служить, — мсье Тенардье растянул губы в самой доброжелательной из своих улыбок. Молодой человек щедро платил, а за это можно было и улыбнуться.
— Мсье, у вас тут есть такие дамы... ну вы понимаете...
— Лёгкого поведения? — подсказал мсье Тенардье.
— Точно, — молодой человек тряхнул головой. — И не только дамы.
— Мальчики?
— Мужчины. Я... не поскуплюсь. Если вы найдете мне даму... и мужчину, я щедро заплачу.
Не то чтобы у мсье Тенардье на примете были подобные женщины: тут все они изображали из себя достопочтенных матрон, потому что боялись сплетен и пересудов. Мужчины тем более. К тому же большинство из них, кроме нескольких совсем молодых парней, выглядели так, что им ещё и бы стоило самим заплатить за совокупление. И то не каждая бы опустившаяся проститутка согласилась.
— Сколько? — всё же спросил мсье Тенардье.
— Десять... франков. Это всё, что у меня есть, мсье.
После этого Тенардье понял, что любит этого молодого человека как родного сына. Он подхватил его под руку и потянул к лестнице на второй этаж, где располагались жилые комнаты.
— Пожалуй, мы с женой с удовольствием составим вам компанию.
Под вторую руку молодого человека подхватила понятливая мадам Тенардье.

Баорель, Фейи и чемпионат по футболу в польше и украине

Двигатель ещё немного натужно порычал и заглох. Фейи вышел из машины, заглянул под капот.
— Это надолго, — сказал он после непродолжительного скорбного молчания. — Надо ловить попутку.
— А ты знаешь украинский?
— Ну... я знаю несколько русских матерных слов, я думаю, нам будет достаточно.

И ещё для Шэдочки:

Оз — альфа, Гилберт — омега. Разница в возрасте, росте и т.д. Тонны юста со стороны Гилберта. :в

вариант ванильный

Гилберт склонился к Озу, помогая ему снять сюртук. Повесил его в шкаф, пока Оз сам проворно расстёгивал жилет, который Гилберт потом принял из его рук. За спиной Оза горела лампа, сквозь тонкую ткань сорочки обрисовывались контуры его худого мальчишеского тела, просвечивали розовые соски. От кожи и волос Оза пахло чем-то пряным и сладким, совсем не похожим на женские духи, и у Гилберта заныло внизу живота.
Значит, это снова пришло.
— Я пойду к себе, ты не против? — скованно спросил Гилберт. Оз посмотрел на него из-под ресниц, в его глазах мелькнули озорные искры.
— Ты не поможешь мне раздеться?
Гилберт мотнул головой и скрылся за дверью, не дожидаясь разрешения Оза. Это стоило переживать в одиночестве.
Десять последних лет он прожил как все нормальные люди, которых не настигло проклятье, но это было даже хуже, чем жить с ним, постоянно сдерживая себя, погружаясь в водоворот лихорадочных мыслей об Озе, о его светлой коже, покрытой лёгким загаром, о его руках, его голосе, его... Гилберт никогда не давал своей фантазии зайти так далеко.
Однажды, когда ему было девятнадцать, Гилберт позволил себе поддаться чарам одной очень красивой девушки, и они переспали в гостевой комнате замка, в котором оба тогда гостили. Они мало друг друга знали, и если бы не бокал вина, который сделал Гилберта необычайно чувствительным, он бы старался избегать её. Тогда Гилберт от волнения забыл про всё на свете, и их чуть не застали вместе. Гилберт брал её, но думал о том, что его должен взять Оз.
Это совокупление, нежное, но довольно неловкое, не имело ничего общего с тем, о чём рассказывал когда-то Клоду Эрнест, которым был таким же, как Гилберт.

вариант какобычна

Гилберт прикрыл плащом мокрое пятно на брюках. От одного вида Оза он тёк так, будто внутри него открыли кран, а от каждого его прикосновения готов был кончить. Закрывая вечером глаза, Гилберт представлял себе, что Оз дерёт его, как сучку, вдалбливаясь в него так, что Гилберт потом ещё долго не может сидеть. Оз оплодотворит его — может, не в первого раза, он ещё слишком юн, — но обязательно оплодотворит. Именно об этом Гилберт мечтал с того самого момента, как понял, откуда иногда возникает внизу живота это сладкое томление, а тугое колечко ануса покрывается смазкой. Он знал, что будет воспитывать их с Озом детей, и каждый раз думал, что они бы уже подросли, если бы не сука-судьба, закинувшая Оза в глубины Бездны.

для Junko Enoshima

Винс. Гил. Оз. Ада. Проблематика инцеста

Оз приобнял Аду за плечо, что-то шепча ей на ухо. Винсент повис на Гилберте, звонко и мокро чмокнув его в щёку, и тот привычно дёрнулся в сторону, но Винсент не отпускал, крепче сжимая руки.
— Ну же, почему ты меня не любишь, братик? — с видом обиженного ребёнка спросил он. — Посмотри на своего дорогого Оза, он так ласков к своей сестре. А вед она его любит так же, как я тебя...
— Мисс Ада не такая извращенка! — возмутился Гилберт, отпихивая от себя Винсента. — Она любит Оза... нормально!
— Ты ничего не понимаешь, глупый братик. Именно это объединяет нас.
Гилберту наконец удалось освободиться, и он тут же убежал к Озу, едва подавив в себе желание спрятаться за его спиной от психопата Винсента. Пожалуй, он бы предпочёл, чтобы его по-братки любила такая милая и психически полноценная девушка, как Ада.

запись создана: 11.12.2013 в 23:06

---

И ещё один фик из треда

Автор:  Ярь
Рейтинг: PG
Пейринг: Эрик/Чарльз
Жанр: флафф
Предупреждения: школьная аушка, внезапные цитаты.

807 слов

— Привет, Эрик, — произносит Чарльз, когда садится за соседнюю парту. Эрик кивает в ответ с независимым видом.
Эй, ты мне совсем не нравишься. Совсем-совсем.
Чарльз улыбается, между губами блестит металл скоб — Эрик чувствует его. А ещё он чувствует пряжку на ремне Чарльза, корпуса ручек в его пенале, дужки очков и металлические носки ботинок. И часы на руке, точно. Под ними белая кожа, покрытая веснушками и золотистыми волосками. Чарльз откидывается на спинку стула, задирает голову. Эрик всё ещё наблюдает за ним краем глаза, делая вид, будто читает учебник.
После звонка он честно перестаёт подглядывать за Чарльзом: ему нужно учиться, не то что некоторым (совершенно определённым некоторым), кому родители оплатят хоть Гарвард, хоть Кембридж, хоть чёрт-его-знает-что. И всё же математика не лезет в голову, а в словах «квадрат двучлена» слышится что-то глубоко непристойное.
После урока Эрик собирает свои вещи, выходит — и как-то так получается, что они с Чарльзом сталкиваются у двери. Застревают там на минуту, потом Чарльз дёргает Эрика за рукав, чтобы тот подвинулся.
— Чего творишь? — недовольно спрашивает Эрик.
Чарльз молча качает головой. Выражения лица у него самое загадочное.

На следующем уроке Эрику приходит записка:
«Встретимся после физкультуры в мужском туалете на втором этаже». Эрик нервно комкает её и засовывает в карман рюкзака, где у него валяются старые билеты, чеки и прочая мелочь, пока он не соберётся их выкинуть.
Эрик знает этот почерк и мучительно краснеет от мысли о том, что произойдёт.
Или ничего не произойдёт? Он просто хочет посмеяться над Эриком?
До чего же страшно...

После физкультуры Эрик переодевается мучительно медленно. Он аккуратно разглаживает футболку и спортивные штаны, складывает их в рюкзак, потом берёт со скамейки рубашку. Обычно он стесняется расхаживать перед другими парнями в одних трусах — собственное тело кажется Эрику слишком длинным и нескладным: сплошные кости, туго обтянутые кожей, — но сейчас он слишком взволнован, чтобы думать об этом. Наконец Эрик застёгивает последнюю пуговицу рубашки, закидывает сумку на плечо и выходит. Чарльза, конечно, в раздевалке уже нет — и Эрик всю физкультуру старался не смотреть на него: Эрику кажется, что любой взгляд может его выдать.
Дорога до мужского туалета — как дорога до эшафота. Как будто бы что все знают, зачем он туда пошёл: сейчас кто-нибудь подойдёт и скажет: «На свидание к Ксавье тащишься?». Эрик злится на себя: ему не надо стесняться, он может встречаться с кем угодно и когда угодно, хоть оргию устроить, и это нормально, он ведь всегда так говорил. Система табу вокруг естественных человеческих побуждений выдумана христианством, чтобы держать паству в узде, а позже подхвачена капитализмом, потому что из людей, запуганных смертными грехами, проще сделать рабов господствующего класса.
Подбадривая себя, Эрик наконец добирается до туалета. Чарльз уже ждёт его, и они вместе заходят внутрь.
— Боишься? — спрашивает его Чарльз с широкой улыбкой. Он ни капли не стесняется своих брекетов и того, что зубы у него до сих пор кривоватые.
Говорят, нет ничего сексуальнее ума.
Эрик считает: нет ничего сексуальнее самоуверенности. Там, где он сам «по капле выдавливает из себя раба», Чарльз плюёт на мнение окружающих, причём делает это с таким изяществом, что окружающие в восторге.
— Я тебе нравлюсь, — говорит Чарльз. Эрик чувствует, как движутся его зубы, как Чарльз проводит по скобам кончиком языка, очень осторожно, словно боится его поранить.
«Я от тебя тащусь», — хочется сказать Эрику, но он, естественно, молчит, потому что это глупо и по-детски, как будто им тринадцать, а не семнадцать. В семнадцать, если ты вдруг не можешь выразить любовь своими словами, лучше всего использовать цитату из какого-нибудь поэта. Желательно, авангардного. Эрик не знает таких, не Жана же Жене ему цитировать хорошему мальчику Чарльзу.
— Ты можешь процитировать мне Шекспира, — Чарльз лукаво смотрит на него. Кажется, Эрик сказал всё это вслух. — «Твои глаза на звёзды не похожи, нельзя уста кораллами назвать*»...
«Это не про Чарльза», — думает Эрик. Он сравнивает глаза Чарльза со звёздами, а его губы с кораллами, чувствуя себя банальным и по-мещански пошлым. Но что он может сказать сам? «Твои губы алые, как пожар революции?» Это, пожалуй, ещё пошлее.
— Молчи.
Чарльз притягивает его к себе и целует в губы. Эрик чувствует его язык на своих губах, приоткрывает рот. Он никогда прежде не целовался так, по-взрослому, ему кажется, что это немного противно, но только сперва. Эрик чувствует, как в его губам прикасается прохладный металл скоб, ему немного больно, но от этого ощущения только острее. Он не помнит, сколько они целуются.

На следующий день, во время математики, Эрик сам отправляет Чарльзу записку.
«Меж розой и тобой есть сходство или связь:
Ведь так же, как ее, тебя раскроет вечер.
От тяжести одежд освободивши плечи,
Останься у стены и стой, не шевелясь.

Помедли, мой язык, у бархатистой кромки.
И капелька росы, как шею — молоком,
Как звонким клекотом — гортанный клюв голубки,
Наполнит твой бутон с жемчужным лепестком».**

*Чарльз слегка перефразирует сонет Шекспира.
** А это всё же Жан Жене. Ну, наверное.

---

Место для ссылок на фики, которые мне лень переносить в дневник

Два каких-то драббла из треда:
pravdoruboklon.diary.ru/p200945131.htm?from=930...
pravdoruboklon.diary.ru/p199802262.htm#67403730...

Заброшенная аушка с нон-кинка, где вместо Логана в прошлое отправляется Чарльз
Драбблик с однострочников про Чарльза и фем!Эрика
Незаконченная (но не заброшенная!) аушка с однострочников по мотивам «Хорошо быть тихоней»
Заброшенная аушка по «Голодным играм»
Фик с однострочников про то, как Чарльз и Эрик поменялись местами

По этому списку можно сделать вывод, что я:
а) очень люблю школьные аушки;
б) очень не люблю заканчивать фики

---

Несу фик из треда

Автор:  Ярь
Рейтинг: PG-13
Категория: джен (при желании можно найти намёки на что-нибудь)
Персонажи: Чарльз, Эрик и ко
Саммари: АУ от событий на Кубе. Что-то пошло не так в самом удачном для нас смысле, Эрик остался с Чарльзом, а потом они узнали, что Траск Индастриз начали изучать мутантов.
Действие происходит примерно через год после событий ПК.

— Хорошо, что мы не носим трусы поверх колготок, — заметил Алекс. Он пихнул Хэнка в бок, тот отмахнулся, но Алекс не отставал: — Эй, а если бы нам не нужны были специальные защитные костюмы, ты бы нас одел как Супермена и Бетмена? А Рейвен в один купальник, как Чудо-женщину?
— Не одел бы, — обиженно заявил Хэнк. Эта обида забавно смотрелась на его синей звериной морде. — Это очень непрактично.
— А то. Взлетает, значит, Шон в небо, и тут с него колготки начинают сползать, так и летит с голой жопой...
— Замолкните, — резко оборвал их Чарльз.
Эрик так и не понял, почему они мгновенно примолкли: то ли испугались Чарльза, то ли тот воздействовал на них. Эрик недовольно посмотрел на Алекса — ещё мальчишка, ничерта не понимает. Ему — всем им, включая Рейвен, которая уселась на землю у ног Эрика и уже который раз якобы случайно демонстрирует грудь, — всем им вылазка кажется игрой. Как будто им по десять лет, и они собираются спасать принцессу из лап дракона.

До последнего момента дети ничего не знали. Чарльз и Эрик рыли землю, чтобы вычислить место, где держат мутантов, у них долгое время у них ничего не получалось, Эрик ходил чернее тучи, распугивая людей одним своим видом; Чарльз был так обеспокоен, что перестал походить на плюшевую игрушку.

Чарльз так и не сказал Эрику, откуда узнал об этих экспериментах — наверняка с помощью Церебро. Последнее время Чарльз вообще мало говорил о том, что делает там, в подвале, надев на себя серебристый шлем, только беззлобно шутил, что если так долго будет пользоваться Церебро и дальше, то обязательно облысеет. Эрик предполагал, что в своих занятиях телепатией Чарльз переместился в серую зону, вышел за грани собственного этического кодекса, или же случайно узнал слишком много. Например, о мутантах, которых держали взаперти и ставили над ними эксперименты.
— Это программа Траск Индастриз, — нехотя начал рассказывать Чарльз, когда ему понадобилась помощь Эрика. — Насколько я понимаю, вопреки стараниям ЦРУ, до них дошла информация о мутантах. Теперь они изучают нас... а если точнее, ставят эксперименты над мутантами. Мне нужна твоя помощь.
— Чтобы найти их лаборатории? — спросил Эрик со злой улыбкой. Он чувствовал мрачную радость, как тогда, когда узнал, что многие нацисты прячутся от правосудия в Аргентине.
— Да. Думаю, у тебя это лучше получится.
Тогда начались их поиски. Эрик так и не спросил Чарльза, в чью же голову он влез, чтобы узнать о Траск Индастриз.
А через четыре месяца они оказались у приземистого бетонного здания в глубине леса, надёжно спрятанного от чужих глаз. Поваленные стволы деревьев и густой кустарник служили им отличным укрытием.

Охранник у ворот переступал с ноги на ногу и постоянно посматривал на часы. Они выжидали. Рейвен подмигнула Эрику и обвела языком губы, неумело копируя Чарльза. Эрик подумал, что у неё это получается не так соблазнительно.
— Пора, — наконец сказал Чарльз. Когда охранник отвернулся, Чарльз и Рейвен бесшумно поднялись и пошли налево, к старому дубу, сломанному грозой. Эрик смотрел им вслед. На этот раз костюмы были не ярко-синие, а серо-коричневые, простого неброского цвета, который не разглядишь среди облезших осенних деревьев, на Чарльзе костюм сидел плохо — от нервотрёпки последних недель он осунулся и похудел. Рейвен скользила почти бесшумно, словно годами училась этому, и Чарльз рядом с ней казался неуклюжим. Вскоре Эрик потерял их из виду.
— А она красотка, — сказал Алекс. Эрик даже не сразу понял, о чём речь.
— Замолчи.
Они остались вчетвером: Эрик, Алекс, Шон и Хэнк. Сейчас бы Эрик не отказался и от компании Эммы — та хотя бы была опытной, в отличие от этих юнцов. Им нужно было просидеть в засаде до того, как Рейвен подаст им условный знак — оставалось чуть меньше минуты до смены охранников, а потом надо выждать ещё минут пять для верности, и Эрик надеялся, что дети смогут просидеть спокойно хотя бы это время.
Вскоре из-за угла здания показался человек, в сгущающихся сумерках Эрик не сразу разглядел, что это охранник — форма стала видна, когда он вошёл в круг света от фонаря перед входом. Шагал он прямо и ровно, и Эрик напрасно вглядывался в него, пытаясь понять, Рейвен это или нет — она хорошая актриса и привыкла перевоплощаться.
— Это Рейвен? — шепотом спросил Шон. Эрик приложил палец к губам. Сейчас они проверят.

Охрана наконец сменилась. Всё прошло как по маслу: не зря Чарльз и Рейвен валялись тут, на холодной земле, в опавших осенних листьях, изучая охранную систему здания, чтобы Рейвен потом смогла выдать себя за Дика Брэдли, одного из служащих Траск Индастриз. Эрик ничего не слышал, но всё прекрасно видел: «Дик» хлопнул второго охранника по плечу, перекинулся с ним парой слов, тот рассмеялся и, потирая замёрзшие руки, пошёл к казармам. «Дик» остался у входа: он прогуливался взад и вперёд, посматривая по сторонам, поправлял на плече автомат, поплёвывал под ноги — вёл себя как самый настоящий неотёсанный солдафон, которого вышвырнули из армии и пригрели в Траск Индастриз, и в голову Эрику даже закралась мысль: а вдруг у Чарльза и Рейвен ничего не получилось? Вдруг это настоящий Дик Брэдли?
В этот момент «Дик» вскинул руку — условный сигнал. Все сомнения Эрика рассеялись.
— Пойдём, — сказал он. С другой стороны к ним уже приближался Чарльз. Он прижимал пальцы к виску, и Эрик мог бы поклясться, что их никто не увидит, даже если будет смотреть на тропинку перед главным зданием, не отрывая глаз.
Чарльз поравнялся с ними у двери.
— Оставайся здесь, как договорились, — шепнул он Рейвен, когда они проскользнули мимо.
— А почему она остаётся? — спросил Алекс. Эрик закатил глаза, а Чарльз снизошёл до объяснений — Эрика всегда поражала в нём эта терпимость к глупости и невнимательности людей:
— Если бы ты внимательно выслушал весь наш план, то знал бы, что у Рейвен есть рация, и если что-то снаружи пойдёт не так, она нас предупредит. Надеюсь, все помнят, чем должны заниматься.
Алекс и Шон закивали. В памяти Хэнка никто и не сомневался — он помогал составлять план. Им бы не помешало ещё человек пять — мутантов держали в отдельных камерах, чтобы они не могли переговариваться между собой и планировать побег, и Эрик не представлял, сколько времени уйдёт на то, чтобы просто открыть все камеры и вывести пленников. Эрик мог бы грубо выбить двери, об этом они уже говорили, но тогда сработает сигнализация, вся охрана соберётся на этаже с камерами. Они обязательно потеряют кого-нибудь во время перестрелки.
«Ты всегда думаешь о самых грубых и прямолинейных способах, друг мой, — сказал ему как-то Чарльз. — А мы не можем себе этого позволить. Мы же не террористы-смертники».
На взгляд Эрика, Чарльз был слишком гуманен.
На взгляд Чарльза, Эрик был временами бесчеловечен.
Они уравновешивали друг друга.

Ключи от камер висели в конторке главного надзирателя, и каждый учёный, забирая пленника, должен был пройти через него, оставив подпись в конторской книге — об этом Чарльз рассказал во время подготовки. Когда Эрик и Чарльз подошли к конторке, надзиратель потянулся рукой под стол — наверняка, там у него была спрятана тревожная кнопка. Он не успел — его лицо приобрело бессмысленно-доброжелательное выражение, он улыбнулся Эрику и открыл толстое стекло, которое отделяло конторку от коридора. Наверняка пуленепробиваемое — чтобы надзиратель успел позвать подмогу до того, как его убьют.
Эрик покосился на Чарльза. Тот прижимал пальцы к виску.
— Уж не знаю, зачем мы все тут, — недовольно заметил Эрик. — Ты мог бы просто подчинить их себе и заставить по доброй воле выпустить всех мутантов.
— Я бы с удовольствием, но мне не хватило бы на это сил.
Надзиратель, находясь всё в том же гипнотическом трансе, вытащил ключи и протянул Чарльзу. Тот взял их, придирчиво пересчитал, словно надзиратель, управляемый его собственной волей, мог обмануть Чарльза. Эрик заметил, что он больше не держал руку у виска — видимо, теперь ему это не требовалось, чтобы управлять своей силой. Связка была совсем маленькая.
Когда Чарльз удостоверился, что все ключи на месте, надзиратель развалился в кресле и прикрыл глаза. Голова его безвольно упала на грудь — он уснул.
— Приступайте, — произнёс Чарльз. — Каждому достанется по два ключа.
— Я думал, заключённых больше, — растерянно произнёс Хэнк.
— Боюсь, остальные уже мертвы, и мы ничем не сможем им помочь.
На лице Чарльза появилось выражение хмурой сосредоточенности, которое Эрик часто ловил краем глаза в зеркале, когда ещё не успевал полностью развернуться к нему и придать себе невозмутимый вид. Чарльз пихнул ему наугад два ключа, от соседних камер, потом всем остальным, и они направились вперёд по коридору. Чарльз прикладывал пальцы к виску: Эрик мог бы поклясться, что где-то в соседних коридорах охранники замедляли шаг и думали о том, что им пора бы перекурить.

Они добрались до входа в тюремные блок, и никто не остановил их. Коридоры, выкрашенные белой краской, были совершенно пусты, их заливал мертвенный свет ламп, пол, покрытый дешевым однотонным линолеумом, был протёрт в середине до белесых пятен. Эрик решил, что это место стало лабораторией совсем недавно, его отремонтировали лишь частично, и этот коридор достался ему от прежних хозяев. За тяжёлой металлической дверью — Чарльз набрал на замке комбинацию из семьи цифр, и она бесшумно отворилась — коридор полностью преобразился. Он стал похож на декорации к «Метрополису» — сплошь глухой сероватый металл и ряд глухих дверей. Эрик чувствовал его каждым дюймом своей кожи, он мог бы превратить этот коридор в смертельное оружие против врагов или в надёжную защиту для себя. Он мог бы сорвать двери с петель и выпустить всех мутантов — но вместо этого он достал один из ключей, посмотрел на бирку и пошёл открывать камеру.

Мутантов держали в толстых металлических коробах из необычного сплава. Эрик чувствовал, что он намного прочнее большинства известных ему металлов и что с ним сможет справиться разве что другой такой же металлокинетик, как Эрик. Ключ легко повернулся в замочной скважине, и Эрик распахнул дверь одним касанием пальцев. В нос ему ударил запах немытого тела и нечистот. Эрик быстро окинул камеру взглядом: койка, металлический стул, прикрученный к полу, жестяное ведро и таз. В углу койки скрючился подросток в полосатой пижаме. Эрик машинально поглядел на его рукав, ожидая увидеть какую-нибудь метку, но её, конечно, не было. Обычная арестантская роба.
— Выходи, — сказал ему Эрик. — Мы выведем тебя отсюда. И все остальных.
Он не видел лица подростка — тот сидел, опустив голову и подобрав под себя ноги. Эрик сделал два шага вперёд и, не обращая внимания на сопротивление, закинул его на плечо. Слабые руки колотили его по плечам и груди, а потом по спине.
Только теперь Эрик понял, что это девушка — под пижамой чувствовались груди.
Она почему-то не кричала. Может, не могла говорить, может, боялась издать лишний звук. Она кулем повисла на плече Эрика, так что он даже не стал опускать её на пол, когда вышел — она всё равно была лёгкой, как птичка.
Следующая дверь не поддалась так легко, Эрик почувствовал: что-то подпирает её изнутри — и когда Эрик распахнул её, послышался хруст. За дверью весь пол был засыпан осколками голубоватого льда, и если бы Эрик не увернулся, то и сам бы превратился в лёд.
— Выходи! — крикнул он в дверной проём. Уговаривать не пришлось. Из-за двери выскочила женщина и кинулась вперёд, к выходу из тюремного блока. Выглядела она даже хуже, чем девушка, которую Эрик вытащил из камеры — волосы отросшие и спутавшиеся, как будто много месяцев не знали расчёски, тело болезненно худое — на ней не было пижамных штанов, и Эрик видел её костлявые ноги. Из камеры отвратительно несло.
Эрик знал, что это значит: узников оставили умирать. Наверное, они «проявили несговорчивость»: кидались на своих тюремщиков, отказывались сотрудничать, —поэтому их просто бросили здесь, время от времени заталкивая в камеру тарелку с баландой.
Возможно, их хотели так сломать.
Возможно, их не смогли умертвить сразу из-за способностей.
Возможно, эта изощрённая пытка тоже была экспериментом — Эрик бы не удивился.

В коридоре постепенно начали собираться мутанты. Их было десять человек — те, кто дожил до этого дня. Мужчины и женщины, взрослые и дети. Все грязные, худые и измученные. Одна фигура показалась Эрику смутно знакомой, и он, всё ещё неся на плече девчонку, обошёл её.
Это была Эмма. Её прекрасные белокурые волосы были коротко обстрижены, под глазами залегли тени, а на губах запеклась кровь — ничего общего с той лощёной красавицей, которую знал Эрик. Под волосами алел шрам — как будто ей вскрывали череп.
Скорее всего так и было: она же телепат, и эти люди скорее всего думали, что дело в её мозге.
— Эмма, — позвал он. Она не услышала и как будто бы смотрела сквозь Эрика — и сквозь остальных людей. Не как слепая — слепые реагируют на любой звук, — а как сумасшедшая. Губы у неё мелко подрагивали, но глаза оставались совершенно сухими — и совершенно бессмысленными.
— Они что-то сделали с ней, — сказал ему Чарльз. Эрик не заметил, как он подошёл, хотя обычно чувствовал, что кто-то стоит за его спиной. — Может быть, накачали наркотиками. Им надо было лишить её телепатии.
Эрик вздрогнул. Голос Чарльза звучал глухо и сухо — Эрик никогда не слышал от него ничего подобного.
— Эта девушка без сознания?
Эрик догадался, что Чарльз имеет в виду пленницу, которую Эрик вытащил из камеры.
— Скорее всего.
Он наконец огляделся. Вторая «его» пленница билась в объятиях Хэнка и рыдала, но всё же ей хватало ума не использовать больше свои способности. Алекс и Шон стояли среди спасённые мутантов со смесью ужаса и отвращения на лице — они, очевидно, никогда прежде не видели ничего подобного. К ужасу и отвращению примешивалась растерянность: похоже, они не до конца понимали, что здесь происходит. Просто не могли представить в реальности эту картину.
«Они просто никогда не были в концентрационных лагерях», — подумал Эрик. Он снова перевёл взгляд на Чарльза. Тот выглядел неважно — он будто бы не испугался, но его лицо стало нездорово бледным, потеряло все краски. Он растирал кончиками пальцев виски — не так, как обычно делал, когда использовал телепатию.
— Что-то не так? — спросил его Эрик. Чарльз поморщился.
— Эти люди... их пытались лишить человеческого достоинства и доводили до последней степени отчаяния, чтобы сломать и использовать — и им почти удалось. Телепату здесь сложно находиться. Нам срочно надо их вывести и отправить в особняк.
— Как ты думаешь, у главы этого... «исследовательского центра» не было двадцать лет назад немецкой фамилии?
— Вполне возможно, — Чарльз опустил руки и повернулся лицом к остальным мутантам. — Следуйте за мной!

Они покинули тюремный блок. Бывшие заключённые шли гуськом. Эрик передал Хэнку девушку — хоть она и была лёгкой, Эрик не мог нейти её всю дорогу; сам он вёл за руку Эмму, которая шла за ним, безразличная ко всем, словно тело её двигалось автоматически, как у механической куклы. Алекс помогал мальчику-подростку, который сильно хромал на одну ногу. Они двигались медленно — мутанты, которых столько времени держали в тесных камерах, с трудом могли ходить. Эрик надеялся, что обратно они смогут выбраться без препятствий — так же, как и вошли. Кажется, Чарльз был прав: будь они одни, смогли бы защититься, даже Эрик один смог бы защититься — но не с этими узниками.
Он не остановит все пули, Чарльз не усыпит всех охранников.
Впервые в жизни, наверное, Эрик действительно надеялся. Он бы помолился Б-гу, если бы верил в него, но Эрик не верил, и ему оставалось уповать только не слепую удачу и телепатию Чарльза.
Когда они проходили мимо одного из коридоров, раздался короткий всхлип, и им под ноги свалилось тело. Чарльз равнодушно переступил через него, а каждый следующий постарался пнуть посильнее. Только когда они дошли до поворота, Эрику пришло в голову, что Чарльз бы мог их остановить — но не стал.
Эрик положил руку Чарльзу на плечо, но тот смахнул её. Его лицо покрылось бисеринками пота, губы были плотно сжаты — Эрик понимал, что для Чарльза всё это огромное испытание, потому что он не только видит и слышит — он чувствует. Он видит мысли этих людей, истерзанных отвратительной тюремной жизнью. Эрик помнил что он сам чувствовал, когда советские солдаты выводили его из концлагеря: была, конечно, радость, но она тонула в зловонном море отвращения к себе и миру, унижения и ненависти. Настоящую радость он испытал намного позже, когда медсёстры в больнице вымыли его смазали и перебинтовали раны.
Эрик всегда старался сохранять в лагере человеческий облик, но и сам не знал, был ли он в момент освобождения человеком или озлобленным животным.
Страдания, вопреки распространённому мнению, не облагораживают. Они лишают всего человеческого.

До выхода оставалось совсем немного, когда раздался писк рации. Вскоре Эрик услышал сообщение Рейвен.
— Приём! Прибыли большие шишки. Они заходят в здание с пятью солдатами. Осторожно!
— Передай ей, что мы справимся, — отрывисто произнёс Чарльз. Он говорил так, будто слова в его рту раскалялись, и он старался побыстрее выплюнуть их. Эрик уже знал, что Чарльз отчаянный и бесстрашный — хоть и выглядит как богатый бездельник, в жизни которого не случалось ничего страшнее проигрыша в гольф, — но не подозревал в нём такой стойкости.
— Держись подальше, — сказал ему Эрик. — Меня одного вполне хватит.
Чарльз помотал головой.
— Нам стоит... спрятаться?..
— Не говори глупостей, ты же понимаешь, что ничего не получится, нас слишком много. Подождём их здесь и уничтожим. Или нет — пусть они ждут здесь, а я пойду вперёд.
— Мы пойдём вперёд, — мягко сказал Чарльз. Он на мгновение словно стал самим собой — и тут же снова замкнулся. — Я скажу Хэнку, чтобы он подождал нас здесь, и если мы не появимся, сперва отправил Алекса на разведку, а потом вывел пленников.
Эрик кивнул. Такой план показался ему разумным, за исключением присутствия Чарльза — что может телепат против оружия?
«Многое может, — раздался в его голове вкрадчивый голос. — Но не против оружия, а против того, кто его держит».
На этом и остановились.
Чарльз и Эрик отделились от колонны и двинулись к выходу. Тут коридоры начинали петлять, им приходилось постоянно останавливаться, чтобы прислушаться. Вскоре они заслышали голоса — они доносились едва слышно, и только чуткий слух Эрика смог их уловить, ему хотелось думать, что Чарльз почуял их сознания ещё раньше.
Эрик открыл наугад первую попавшуюся дверь, и, когда та поддалась, толкнул Чарльз внутрь и следом зашёл сам. Они оказались в кладовке, забитой швабрами и вёдрами. Пахло хлоркой.
— Лучше атаковать со спины, — шепотом сказал Эрик.
Чарльз даже не возразил ему — словно забыл все свои речи о гуманизме. Или же просто не хотел выдавать себя разговорами.
Голоса приближались, и вскоре Эрик смог разобрать слова.
— ... довольно сложно. Эти существа сопротивляются, и чтобы изучать их, приходится сперва добиться истощения — так они не могу использовать свои способности и сопротивляться, — в голосе говорившего Эрик расслышал немецкий акцент. — Это занимает слишком много времени. Важно не убить их раньше срока, поэтому приходится выдавать им немного еды.
— И всё же, мистер Смит, у вас есть успехи?
— Конечно. Думаю, нам пока разумнее изучать их трупы.
Эрик знал этих Смитов и Джонсонов, прежде они были Хёссами и Обердорфами. Эрик убивал их, и каждый раз, когда нацистская тварь умирала от его рук, ночью он спал спокойно.
Он чувствовал, как рядом дрожит Чарльз.
— Пора, — сказал он, когда голоса переместились вправо, и открыл дверь.

Это произошло раньше, чем охранники начали стрелять.
Это произошло раньше, чем Эрик успел выхватить у них пистолеты.
Он ничего не успел заметить.
Охранники повалились на землю, как подкошенные. Мгновение назад они были людьми — и вдруг стали безвольными тряпичными куклами, в беспорядке валяющимися на полу.
В сознании остались только «Смит» и его собеседник — оба в военной форме и при оружии: пистолет и нож. Эрика вдруг захлестнула волна дикой ненависти и отчаяния, которых он не испытывал давным-давно. Он не мог совладать с этими чувствами — они затапливали его, и он только барахтался в этом потоке, пытаясь сохранить сознание.
Руки военных потянулись к кобурам, и Эрик даже не сразу заметил, что глаза их остекленели. Они вытащили не пистолеты — ножи. Они не стали бросаться на Эрика и Чарльза, они не стали убегать — они и не могли убежать, их тела были полностью во власти Чарльза, — только как-то странно замахнулись. Эрик ничего не понимал до тех пор, пока они не начали выкалывать себе глаза. Руки их работали словно сами по себе, вонзая ножи в неподвижные тела. Они не могли пошевелиться и, кажется, не испытывали боли — или же Чарльз не позволял боли проявляться на их лицах.
Зато Чарльз позволял этим людям уродовать себя — или, вернее, заставлял их. «Смит» открыл рот и проткнул ножом гортань.
— Прекрати! — крикнул Эрик. — Прекрати немедленно!
Чарльз не слушал. Его лицо исказила чудовищная гримаса — смесь ярости, ненависти и отвращения. Его глаза были такими же стеклянными, как и у людей, которых он мучительно убивал — и тогда Эрик понял, что Чарльз не стремился их убить. И даже не стремился их пытать. Они сами сделали это с собой, когда их, как и Эрика, захлестнули чувства Чарльза — Эрику стоило догадаться раньше, что эта ненависть не может принадлежать ему. Его ненависть давно стала холодной и расчётливой, она не закипала и не бурлила, а накапливалась в душе, натекая по капле.
Эрик не стал ждать, чем закончился эта ужасающая сцена. Он выхватил у «Смита» нож и перерезал обоим глотки, а потом отвесил Чарльзу хорошую пощёчину. Тот ненадолго очнулся: сперва непонимающе посмотрел на Эрика, а потом обмяк. Эрик аккуратно подхватил Чарльза и уложил на пол. Кажется, тот потерял сознание — это и к лучшему, Чарльзу нельзя видеть, что он сделал со «Смитом» и его приятелем — Чарльз начнёт винить себя в произошедшем, будто действительно убил людей, а не избавил мир от гнусных тварей.
Эрик подошёл к трупам, брезгливо стянул кители и завернул в них окровавленные головы. Трупы он затащил в подсобку. Охранники были живы, хоть пульс их бился слабо. Эрику пришлось сковать их по рукам и ногам.
Только после этого он привёл Чарльз в сознание. Тот открыл глаза не сразу, а открыв, смотрел на Эрика с непониманием.
— Что произошло? — спросил он. — Где... все?
Эрик вздохнул с облегчением. Значит, не помнит. Отлично.
— Охранники, которых ты уложил, без сознания и вряд ли очнутся в ближайшие несколько часов, — сказал Эрик. — А тех двоих я убил.
Он ни на секунду не сомневался, что надо сказать именно так: в отличие от Чарльза, он никогда не будет винить себя в этих смертях.

Они столкнулись с Алексом на обратной дороге. Чарльз шёл, опираясь на Эрика, и когда Алекс с беспокойством посмотрел на них, Эрик в меру сил изобразил улыбку.
— Всё в порядке, он просто переборщил с телепатией. Веди остальных.
Они остались ждать узников, а потом им снова прошлось пройти по полу, залитому кровью, и Эрик старался, чтобы Чарльз поменьше смотрел на всё это. Охранники ещё не очнулись, так что они спокойно вышли из здания. Чарльз снова приложил руку к виску — и те несколько человек, мимо которых они прошли, ничего не заметили. Смотрели на них, как на пустое место. Рейвен пристроилась в конце колонны, и когда они зашли в лес, снова превратилась в синюю женщину.
Она догнала Эрика и спросила:
— Всё прошло хорошо.
— Лучше не бывает, — ответил Эрик.
Чарльз уже почти висел на его плече, и Эрику пришлось взять его на руки.