[Ярь]

Продолжение банкета.

Название: Ненавижу
Автор: Ярь
Тип: гет, джен
Персонажи: Акаги Рицко, Кацураги Мисато, Акаги Наоко, ОМП
Рейтинг: PG-13
Жанр: драма
Размер: 2813 слов
Краткое содержание: первые месяцы совместной учёбы Рицко и Мисато.

— Эй, смотри, какая цыпа идёт, — раздался голос за спиной Рицко. — Я б ей впердолил.
— Я тоже.
Это был первый день в университете, и Рицко уже поняла, что не все их одногруппники наделены мозгами, некоторые — влиятельными родителями, иначе бы они просто не сдали вступительные экзамены. Рицко всегда была снобом и считала, что привычка обсуждать всех идущих мимо симпатичных девушек говорит об интеллекте ниже нуля. И о том, что обсуждающий не так давно слез с дерева (хотя лучше бы там и остался).
«Цыпа» между тем уселась за парту слева от Рицко. Её откровенный наряд действительно сразу бросался в глаза: кожаная юбка едва прикрывала задницу, и девушка только чудом не светила трусами. Рицко и сама любила мини, но ради такого случая надела джинсы.
В аудиторию вошёл преподаватель, началась перекличка. Рицко выяснила имена тех двух бабуинов, что сидели за её спиной, и они оба действительно оказались родственниками влиятельных людей. Ничего другого и не ожидалось. Соседку звали Кацураги Мисато. Её фамилия показалась Рицко смутно знакомой, но до начала лекции она так и не успела вспомнить, где же слышала её прежде.
Преподаватель рассказывал общие вещи о своём предмете, Рицко отчаянно скучала и считала минуты до перемены, чтобы пойти в столовую: сначала студенты долго толклись у крыльца университета, потом два часа слушали излияния ректора и деканов, потом их сразу повели на первую лекцию. А Рицко с утра только кофе попила.
Лекция закончилась, и она тут же помчалась вниз, к столовой, рядом шла Кацураги. Они вместе стояли в очереди, а потом сели за один стол, потому что все остальные оказались заняты. Рицко решила, что это знак, хотя никогда не была суеверной. К тому же Кацураги вызвала у неё иррациональную симпатию, с ней почему-то хотелось познакомиться и заговорить, а на экранчике её плеера мелькали очень знакомые названия.
Их знакомство началось с обсуждения музыки.

Когда Рицко пришла домой, Наоко как обычно сидела за компьютером. Она была трудоголиком, не могла прожить без работы и пару часов, и Рицко даже удивилась, что у неё в машине до сих пор нет какого-нибудь наладонника.
— Привет, — поздоровалась Рицко, бросив сумку на пол.
— Добрый вечер, — отстранённно ответила Наоко, потом всё же отвлеклась от кода, дописав строчку. — Как первый день в университете?
— Всё хорошо, мама, — Рицко как обычно слегка запнулась на этом слове. Наоко всегда была для неё Наоко, а не мамой — у Рицко слово «мама» всегда ассоциировалось с кем-то добрым, помогающим в любой ситуации и испытывающим безграничную любовь к своему ребёнку. У Наоко же отсутствовал тот самый материнский инстинкт, который воспевала пропаганда размножения: «Вот родится у тебя ребёночек, и ты его будешь любить и обожать до самой старости!». Наоко куда больше любила свою работу, чем свою дочь — во всяком случае та считала именно так.
— Надеюсь, ты ещё не успела ни с кем поссориться.
— Не успела. Я подружилась с одногруппницей, Кацураги Мисато.
Теперь Наоко действительно выглядела заинтересованной.
— Той самой?
— Какой? — не сообразила сначала Рицко, но потом вдруг вспомнила. — А, наверное да. Я не спрашивала.
Наоко действительно пару лет назад рассказывала ей о том, что из всей экспедиции в Арктике в живых осталась только одна девочка. Да, Кацураги. Только эта болтала без перерыва, а Наоко рассказывала о том, что девочка долго не могла выговорить ни слова.
— Спроси её.
— Как? «Это твои родители умерли во время Второго Удара, а ты сама несколько лет была в таком глубоком шоке, что не могла говорить?»? А вообще она не очень похожа на жертву Второго Удара. Она весёлая, открытая и болтает без умолку.
— Понятно.
Разговор завял, и Рицко пошла к себе. Временами Наоко пыталась вести себя как примерная мать, задавать «правильные» вопросы, интересоваться её оценками и личной жизнью, но все такие разговоры выходили одинаково искусственными. Рицко отвечала из вежливости, без особого интереса, Наоко спрашивала точно так же.
«Лучше бы она мне о своей работе над МАГИ рассказала», — с досадой подумала Рицко, стягивая джинсы. По дому она всегда ходила в одном нижнем белье: сколько Рицко себя помнила, в их доме никогда не жили мужчины. Она вытащила из сумки учебник и улеглась на диван. Наоко стучала по клавишам в своей комнате, на кухне в духовке жарилась рыба. (недавно они приобрели плиту с таймером, и им больше не приходилось грызть угли от одного визита бабушки до другого). Идиллия.
За ужином они разговорились о МАГИ, Наоко показала часть программы, над которой она работала.

В ту же субботу Рицко и Мисато пошли вместе в бар.
Мисато заказала себе большую кружку пива, Рицко — лёгкий коктейль, они сидели за столиком в самом углу, пили и болтали. Через полчаса, когда кружка и бокал были пусты, разговор стал куда более доверительным, слегка захмелевшая Рицко (она почти не пила, так что бокала коктейля ей хватило) начала жаловаться на своих родителей. Рицко понимала, что она уже старовата для таких разговоров, всё-таки не пятнадцать лет, но ничего с собой не могла поделать.
— … знаешь, мой папаша мудак и бабник. Он гулял направо-налево, плевать хотел на Наоко, а потом ещё и ныл, что она с ним разводиться хочет. Наоко от него еле избавилась. Он сейчас только приезжает раз в год. Вроде как выполняет свой отцовский долг... лучше бы вообще не появлялся, меня от него тошнит. Чёрт знает, что Наоко в нём нашла. Или может он тогда не таким убогим был?..
— А почему ты её по имени называешь?
— Потому что называть мамой язык не поворачивается, а «мамаша» или «мать» ей не подходят.
— Понятно. Но отца ты «папашей» называешь.
— Ну потому что папаша он и есть. Говно на палочке, а не отец.
«А ты? — хотела спросить Рицко, но вовремя прикусила язык. — Ну я и тупица. У неё родители умерли в страшных муках во время Второго Удара, а я тут распинаюсь про то, что мамочка и папочка уделяют мне недостаточно внимания».
— Ладно, давай о чём-нибудь приятном поговорим, — решила она перевести тему. — О мужиках и сексе, например.
Они заказали себе по кружке пива, но обсуждать принялись только тогда, когда уже без стеснения могли поведать друг другу, с кем и в какой позе хотели бы. Рицко потом сильно удивилась, что так разоткровенничалась и столько выпила.

Домой Рицко пришла пьяная в дымину. Настолько пьяная, что уже даже не стыдилась этого, но, к счастью, оказалось, что и стыдиться некого: Наоко осталась на работе.
— Опять она меня одну оставила, — невнятно пробормотала Рицко и плюхнулась на ближайшую мягкую поверхность.
Пришедшая утром Наоко обнаружила свою дочь лежащей на диване в одежде и обуви. Она нежно обнимала подушку, прижавшись к ней измазанной тушью щекой.

Они учились уже полтора месяца, и Рицко всё чаще стала замечать рядом с Мисато какого-то парня. Вскоре она выяснила, что это Ватанабе Такеши, третьекурсник с факультета прикладной информатики. Ничего занимательного, не гений, но и не абсолютный идиот. Скукота. Рицко немного пообщалась с ним, но чуть не заснула, так и не поняв, что Мисато в нём нашла. Неужели он бог секса и в кровати настолько хорош, что днём можно и потерпеть? Спрашивать об этом Рицко не стала — уже давно зареклась лезть в чужие отношения.
Но со временем вопросов становилось всё больше и больше.
— Он опять куда-то свалил и не отвечает, — жаловалась Мисато после кружки пива (она практически всегда пила пиво по выходным). — Третий раз так уже.
— Брось его, — лениво предложила Рицко. Мисато в ответ покачала головой. — Зачем он тебе?
— Он мне нравится, — буркнула Мисато. — Ну, он клёвый такой...
Рицко чувствовала, что Мисато врёт. Чёрт её знает, только ей или сама себе, но её речь звучала на редкость неубедительно. Не то чтобы Рицко сама всегда могла сказать, за что любит того или иного человека, просто Мисато очень плохо врала.
— Ну нравится — так нравится. Может, скажешь ему, что он слишком увлекается своей работой?
Мисато помотала головой, и Рицко начала уже подумывать, что её кто-то подменил: какого чёрта шустрая своевольная Мисато ведёт себя как домашняя клуша? Рицко тут же вспомнилась двоюродная сестра Наоко, живущая в дремучей провинции, и её муж, который любил выпить с друзьями за просмотром очередного матча, пока жена носится вокруг него на задних лапках как дрессированная собачка. Наоко рассказывала, что когда её кузина встречалась со своим будущим мужем, то вела себя точно так же, как теперь Мисато: ставила интересы парня выше своих собственных, терпела, что он больше увлекается работой, друзьями и хобби, чем любимой женщиной, никогда не упрекала его. Тогда они говорили с Наоко об отношениях между мужчиной и женщиной. Первый и последний раз. И тогда Наоко дала ей совет: «Никогда не встречайся с мужчиной, который уделяет тебе недостаточно внимания». С возрастом Рицко поняла, что она совершенно права.
— И что тебе мешает сказать ему?
— Не знаю, — ответила Мисато.
— Понятно. Извини, я не психоаналитик, так что разбираться с твоими чувствами не буду. Да и не думаю, что оно тебе надо.
Мисато пожал плечами, ничего и не ответив.
— Ладно, я домой. Пока.
— Пока.
Рицко пошла домой. Ни Наоко , ни бабушки там не было, на столе лежала записка: «Приду завтра вечером, у меня завал на работе».
Рицко заварила себе кофе, уселась с чашкой на балконе. В пустой квартире стояла тишина, только шуршал в спальне Наоко компьютер — она его никогда не выключала. Рицко рассеянно попивала кофе и разглядывала город. Они жили на самом верхнем этаже возведённого два года назад небоскрёба, и из их окон открывался восхитительный вид, за который любой фотограф продал бы душу. К сожалению, Рицко знала о фотографии только то, на какую кнопочку нужно нажимать, чтобы получился снимок. Поэтому она просто любовалась. Где-то на горизонте, за бетонными коробками зданий виднелся лес, совершенно неподвижный, а в городе кипела жизнь.
У ног Рицко крутился старый кот, которого они приютили с Наоко неделю назад. Породистый вряд ли выжил бы с двумя такими хозяйками, а этот, привыкший голодать на улице и побираться по помойкам, ел всё, что они ему давали.
— Иди сюда, киса. Ты такой ласковый, не то что Наоко.
Кот запрыгнул на колени Рицко, принялся тереться о её живот, громко урча.
В детстве Рицко очень хотела, чтобы её мама, как и все другие, сюсюкалась с ней, тискала, играла в немудрёные детские игры. Наоко же сплавляла её на бабушку, а свободными минутами рядом с дочкой пыталась распорядиться с пользой: учила её, подсовывала развивающие игры, читала ей книги. То есть Рицко это поняла тогда, когда подросла, а в детстве просто обижалась на то, что Наоко слишком серьёзна и неласкова.
— Ладно, пойдём со мной уроки делать.
Рицко поставила чашку с кофейной взвесью на тумбочку, прижала кота к груди и понесла его в свою спальню. Кот лизнул её в щёку.


Рицко сидела на подоконнике, читая книгу. Полчаса назад, после последней пары, Мисато подошёл Такеши, отвёл её в сторонку. Рицко решила подождать — ей всё меньше и меньше нравился этот Такеши и не хотелось оставлять Мисато наедине с ним.
— Нам нужно поговорить, — напряжённо сказала Мисато через пару минут. — Рицко, подождёшь меня здесь?
— Да, конечно, — ответила та.
Она уже предчувствовала неприятный финал этого разговора. Дар ясновиденья, которым Рицко, конечно, не обладала, тут был не причём: просто Мисато выглядела слишком мрачной. С таким лицом не обсуждают, где провести медовый месяц. Да и задержались они надолго.
За окном темнело, зажигались фонари, всё ещё спешили с работы люди, в университетском саду пели цикады. Мисато всё не возвращалась.
«Чего они так долго болтают?» — с досадой подумала Рицко.
Вдруг из коридора, куда ушли Мисато и Такеши, раздался истошный вопль и грохот. Сначала Рицко метнулась туда, но сменила направление: в подсобке она видела монтировки. Неплохо бы захватить одну.
Через пару минут Рицко стояла с рядом с Мисато. Удар — и рука Такеши безвольно повисла, Рицко попала по локтю.
— Ты чего творишь? — прошипел он, корчась от боли.
Мисато расхохоталась, и только глухой не понял бы, что ей совсем не весело. Мисато такой смех слышала только в сумасшедшем доме, когда ходила туда к бывшей однокласснице, сошедшей с ума после Второго Удара. Она так же хохотала, а через два дня повесилась на поясе от своего больничного халата.
— Ещё раз тронешь её, выродок, и я пробью тебе череп этой монтировкой, — почти спокойно произнесла Рицко. Она не врала и не блефовала: ей действительно, на полном серьёзе хотелось избить этого урода хотя бы до пары переломанных рёбер.
Такеши злобно посмотрел на неё.
— Да мой отец тебя в тюрьму посадит!
Рицко подумала, что взрослый парень, прячущийся за спину родителей — удивительно жалкое зрелище.
— Вали отсюда, убогий, — Рицко угрожающе качнула монтировкой.
Такеши сбежал — как и все любители избить слабого, он оказался труслив.
Мисато уже перестала смеяться и теперь сидела, бессмысленно уставившись в стену. Рицко положила монтировку на пол, дёрнула Мисато за руку.
— Тебе явно нужно выпить, пойдём.
Рицко почти волоком дотащила её до бара, заказала две бутылки водки.
— Может, прелестные девушки хотят какой-нибудь коктейль? — с улыбкой спросил бармен.
— Нет, мы хотим нажраться, как свиньи. Неси водку, — мрачно ответила Рицко.
Она усадила Мисато за столик, влила в неё стопку.
— Лучше?
Мисато закашлялась, из её глаз полились слёзы.
— Ага, дай ещё.
Рицко снова разлила водку по стопкам, одну сунула в руку Мисато, вторую залпом выпила сама. Мисато тоже выпила и только после этого сумела расплакаться, уткнувшись носом в плечо подруги. Тонкая блузка Рицко почти сразу промокла от слёз, по краю сознания скользнула мысль, что её придётся стирать: обязательно останется грязное пятно от расплывшейся туши. Скользнула — и пропала, Рицко было сложно сосредоточиться на чём-нибудь, даже на такой ерунде (или особенно на такой ерунде?).
— Проплачься давай.
Рицко гладила её по голове, изредка подсовывая ещё выпить. Через час Мисато начала успокаиваться и заговорила.
— Знаешь, все мужики такие. Им посрать на тебя, их волнуют только работа и хобби, — Мисато всхлипнула. — А если скажешь, что тебе хочется больше внимания, они будут считать, что ты отвлекаешь их от очень важных дел.
Она говорила подозрительно внятно для человека, выпившего полбутылки водки, да и Рицко не чувствовала себя пьяной: от нервного напряжения на неё не действовал алкоголь.
— Такеши тоже так считает, да?
— Ага. Прямо как мой папаша... — Мисато снова заплакала, горько, навзрыд. — Ненавижу их! Ненавижу! Они таки похожи... Я думала, что хоть Такеши будет меня любить, но он оказался в точности таким же! Ненавижу!
«Ты же понимаешь, что это нездорово?» — хотелось спросить Рицко, но она промолчала. Мисато снова заговорила, торопливо и нервно.
— Знаешь, я ничего почти не помню. Ну, до Второго Удара. Какие-то смутные образы, обрывки фраз... Как станция горела и несколько сцен с отцом — это отчётливо. Он всё время говорил мне, чтобы я не мешалась под ногами. Я нарисовала их с мамой, сунула папе посмотреть, а он сказал, что у него времени нет. Или вот когда мама попросила его пойти с нами в парк... Я точно знаю, что начальник его тогда отпустил, но он всё равно остался на работе. Или потом... когда я в школу пошла, он даже не вспомнил про это. И про Дни Рождения мои вспоминал только тогда, когда мама говорила.
«Господи, в каком же Аду она живёт?» — думала Рицко, слушая рассказ Мисато. У той словно прорвало плотину: она всё рассказывала и рассказывала о своём детстве, о том, что помнила — про равнодушие отца, про робкие попытки матери обратить его внимание на дочь, про всепоглощающее одиночество, которое она всё время испытывала. Рицко подумала, что будь у неё самой только такие вспоминания о детстве, она бы давно спилась или повесилась. В её детстве была бабушка, возня с мамой за стареньким компьютером, который мама ей отдала, редкие прогулки по вечернему Токио, первые любимые книги: Астрид Линдгрен, Дуглас Адамс, Справочник по программированию. Никакого Ада, что бы там она не думала в пятнадцать лет.
«Действительно, человек может приспособиться ко всему».
Мисато продолжала:
— ... знаешь, отец меня спас тогда, на станции. Ангел разрушил то крыло, где были спасательные капсулы, только одна уцелела, отец дотащил меня до неё, засунул внутрь. И за это я его тоже ненавижу... Мне всё время кажется, что лучше бы я тогда умерла вместе с ним.
Рицко влила в неё всю оставшуюся водку, сама она так и не напилась, хотя и хотелось, но тогда бы ей не удалось увести Мисато из бара. Точнее, унести. Рицко взяла её на руки и потащила к своему дому — она понятия не имела, где жила Мисато, да и не хотела оставлять её одну.
Наоко встретила их на пороге.
— Что-то случилось?
— Не у меня, у Мисато. Завтра расскажу.
Рицко свалила Мисато на кровать и принялась её раздевать. Наоко молча помогала ей: стянула сапоги, расстегнула застёжку короткого платья. Потом помогла раздеться Рицко.
— Ложись спать. Я выложу на тумбочку аспирин, когда буду уходить на работу.
Рицко порывисто обняла её.
— Спасибо, Наоко.
Она хотела сказать, за что, но не могла подобрать слова: Рицко никогда прежде никого не благодарила так искренне и от души. К тому же глаза уже слипались, хотелось наконец-то уснуть, чтобы отключиться от того кошмара, в который превратился вечер.
Наоко обняла Рицко в ответ, а потом уложила на кровать рядом с Мисато, укрыв из обоих простыней.

С утра Рицко обнаружила на тумбочке у стола два стакана воды и две таблетки аспирине, а в духовке — целую сковороду слегка подгоревшей картошки.

Название: Без названия.
Автор: Ярь
Жанр: ангст
Персонажи: Икари Гендо, Икари Шинджи, Икари Юи, Акаги Наоко
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Юи не умерла во время эксперимента, просто стала овощем. Страдания и метания Гендо, неутешительные заключения врачей, эвтаназия.

По экрану компьютера бегут цифры и буквы. Наоко печатает так быстро, что глаз не успевает следить за её пальцами, знаки складываются в ровные строчки кода. За стеклом тускло поблёскивает Ева-01, сейчас она кажется почти чёрной, а её череп с оскаленной зубастой пастью напоминает голову диковинного хищного животного.
Икари Гендо знает, что Юи растворилась в LCL, достигнув синхронизации в двести процентов, но ему кажется, что Ева съела его жену. Словно отомстила за то, что он заковал её в тяжёлую броню.
— Скоро? — нетерпеливо спрашивает он. Пальцы Наоко всё так же ровно и быстро стучат по клавишам.
— Ещё три часа, — спокойно отвечает она. — Мы обесточим половину Токио. Такео, подключай третий кабель.
— Я уже договорился об этом, всё в порядке.
— Спасибо.
Вокруг суетятся помощники Наоко, но Гендо их не замечает. Ему кажется, что зал пуст. Только он, Наоко и Ева за стеклом. Ева, поглотившая его жену. Эта мысль преследует Гендо, не даёт ему спокойно спать, бьётся пульсом в его голове. Иногда ему хочется пустить пулю в висок, чтобы наконец освободиться. Он пытался пить, но в пьяном бреду ему чудилась Ева, хохочущая над его горем. Он мог бы забыться за работой, но та связана с Евангелионами, и каждый раз, когда он проходит мимо Евы-01, она скалит пасть, словно издеваясь над ним.
Внутри Евы плещется проклятая LCL.
— Юки, подключай десятый кабель, — командует Наоко, не отрываясь от компьютера. Скролл-бар на экране не толще волоска — уже неделю она пишет программу, которая восстановит тело Юи.
Гендо нервно ходит по залу, уже давно потеряв счёт времени. Три часа тянутся для Гендо бесконечно. Ему кажется, что прошёл уже целый день. А может неделя. Или месяц. Не поймёшь: в Центральной Догме в любое время суток светят электрические лампы.
— Запуск через десять минут.
На одном из экранов появляется таймер, отсчитывающий время до десятых долей секунды. Гендо кажется, что цифры меняются слишком медленно.
— Начали.
Наоко нажимает на Enter, и программа запускается.
Помощники рапортуют:
— Камеры в норме.
— Химический состав LCL начинает меняться.
— Задержка выполнения пять сотых процента, в пределах нормы.
Плавающий в LCL костюм распрямляется, словно наполняясь воздухом изнутри, через полчаса начинают появляться контуры тела. Всё это время Гендо не отрывается от экрана, застыв в напряжённой позе.
— Эксперимент закончен, — говорит Наоко через пять часов. Только теперь Гендо расслабляется и сразу чувствует в боль во всех мышцах. Но он не падает на заботливо подставленное Юки кресло, а бежит к Еве. Из капсулы выливается LСL. Юи лежит на месте пилота, склонив голову к плечу.

— Что с ней? — спрашивает Гендо у врача. Тот отводит глаза.
Кома.
Уже месяц Икари Юи лежит в коме, полностью здоровая. Ни одна из десяти МРТ не показала повреждений. Результаты анализов полностью совпали с теми, что были сделаны до опыта с Евой. К мозгу без перебоев поступает кровь, сердце работает, как часы, все показали в норме, но Юи не открывает глаза.
Гендо иногда мечтает о том, как сводит её в театр Кабуки, недавно открывшийся в Токио-3, а иногда снова готов пустить себе пулю в висок.
Иногда он ставит букет цветов на тумбочку у её кровати, а иногда ревёт, как раненый зверь, уткнувшись лицом в её ноги.
На губах Юи играет лёгкая улыбка. Наверное, ей снятся добрые сны.
В реальности её муж не находит себе места от поселившейся внутри него тоски, которая рвёт его на части.

Шинджи почти поселился в Нерв, он каждый день ходит к маме в больницу. Врачи дают ему мандарины и лимонные леденцы, которые он так любит, гладят по голове и обещают, что скоро мама очнётся.
— Папа, мы устроим праздник, когда мама выздоровеет?
— Папа, мы сходим вместе на аттракционы, когда мама выздоровеет?
— Папа, мы будем ходить гулять по выходным, когда мама выздоровеет?
— Папа, мы пойдём в кино, когда мама выздоровеет?
«Папа... папа... папа...» — звучит в ушах у Гендо даже когда сына нет рядом.
— Да, Шинджи, — говорит Гендо вслух.
— Она не очнётся, — говорит Гендо про себя.
Он уже не верит, хотя очень хочет верить. Врачи всё так же разводят руками, а новейшие лекарства, разработанные Нерв, не дают эффекта.
В снах Гендо Юи здорова. Она готовит завтрак, пока Гендо читает на кухне газету, играет с Шинджи в саду, ложится вечером в их кровать.
«Я тебя люблю», — говорит Юи в его снах.
Настоящая Юи молчит, улыбаясь.
Уже три месяца молчит.

— Я нашла причину провала нашего эксперимента, — бесстрастно говорит Наоко. — Мы не смогли стабилизировать психические волны Юи. Её разум и душу поглотила Ева.
— Я знаю, — отвечает Гендо.
«Я это чувствовал с тех пор, как врачи сказали, что она в коме, и уже ни на что не надеялся», — хочет сказать Гендо, но он не привык делиться переживаниями. Вместо этого он спрашивает:
— Повторить эксперимент не удастся?
— Нет, это бесполезно.
Вечером Наоко удаляет уже бесполезную программу, а Икари Гендо приказывает врачам отключить жену от аппарата искусственного питания.
Через несколько недель Фуюцуки узнаёт о Проекте Содействия Человечеству.

И два арта:
Название: Без названия 1
Автор: Ярь
Форма: арт
Персонажи: Аска Ленгли Сорью
Рейтинг: от R до NC-17
Примечания: эротика



Название: Без названия 2
Автор: Ярь
Форма: арт
Персонажи: Рей Аянами
Рейтинг: от R до NC-17
Примечания: эротика, кровь