День семнадцатый и восемнадцатый

День семнадцатый. Юмор.

Я на самом деле как-то не ценитель, упс. Но всё же:

Пратчетт офигенный просто.
Был((

День восемнадцатый. Кирпич.

Собственно, кирпич, ЕВПОЧЯ.
До сих пор перечитываю избранные места и рыдаю, как сучка. А со мной такое редко случается: я не люблю перечитывать книги.
__________________________
Кстати, новый кандидат на лучшую первую строчку эвер:

Он поет по утрам в клозете.

---

26.03.2015 в 19:17

Пишет  JRRT-drabbl:

По итогам предыдущего круга вносится новый пункт в правила.

Запрещены заявки и тексты с внебрачным сексом у эльфов, гномов, хоббитов, эдайн. Запрещены заявки и тексты с иными формами брака, кроме моногамии (один супруг, одна супруга), для эльфов, гномов, хоббитов, эдайн. Разрешены заявки и тексты с внебрачным сексом, различными формами брака для орков и "людей тьмы" (людей под властью Моргота или Саурона).

---

Тру лав кисс

Потому что должно же хоть что-то повлиять на Эрика.

---

На работе ко мне уже клеились:
— бухой пидурок;
— нищеёб, который полчаса ныл, что доплата в 50 рублей за просроченные книги — это очень много;
— мужик с таким чудовищным запахом, что мне приходилось задерживать дыхание.

Остался только какой-нибудь недоросль, которого мама водит за ручку брать учебники для курсовой и говорит «мы пописали».

---

День пятнадцатый и шестнадцатый

Сперва скажу у меня появился новый кандидат в рубрику «судила книгу по обложке».

Честно говоря, по обложке и аннотации я решила, что это такой любовный роман, стилизованный по Джейн Эйр. Викторианство, страсти, может, мистика какая-нибудь.
Давненько я так не обламывалась.
Это как будто ты открываешь какую-нибудь Сандру Браун или Джуд Деверо, А ТАМ ХУЯК АННА КАРЕНИНА ПОД ОБЛОЖКОЙ. Сабж, конечно, по уровню до Анны Карениной не дотягивает, но мне что-то в голову не приходит никакое более подходящее сравнение.
На самом деле это социальная драма с элементами любовного романа. Никакой мистики там нет, зато есть суфражистки, поздневикторианский взгляд на секс, социальное неравенство, религиозный фанатизм.
МЕ ГУСТА, короче.

А теперь к теме.

День пятнадцатый. Обложка любимого цвета.

Долго думала между голубой и зелёной, но остановилась всё же на зелёной.

Я просто дрочу на оформление серии «Звёзды мирового детектива». *_*
Там ещё внутри очень классная белая бумага. И они в приятно-шершавой суперобложке. А на самой обложке нет названия, только картинка. Во всяком случае, именно так у Аткинсон и Флинн. Очень красиво смотрится.
Про саму книжку хочу сказать вот что: она очень клёвая. Я нашла её через сообщество фем_букс, кажется, и даже сперва не знала, что это та самая Флинн, у которой «Исчезнувшая».
В любом случае, это такая смесь детектива и психологического романа, прямо как я люблю.

День шестнадцатый. Книга для того, кого я люблю.

Надеюсь, подразумевался не кун (люучший подарок для любого куна — «Второй пол» Симоны де Бовуар! ), а любой человек, которого я люблю.
Ну вот Даше я, когда ездила в Питер, подарила две такие книжки:

Даже не знаю, что сказать об этом выборе.

---

Есть одна причина, по которой я не могу читать нашу фантастику (на самом деле там полно дерьма, но вот это просто сразу бросается в глаза): любой маратель бумаги, чуть научившись складывать слова в предложения, убеждается в том, что он тонкий стилист, прямо-таки Гоголь или даже Зощенко, и начинает «оживлять» текст какой-нибудь херотой, начиная с просторечий и заканчивая вырвиглазными метафорами типа взрывающихся шаттлохуёв. Хочется встать рядом с таким фантастом и давать ему десять плетей за каждое отступление от литературного языка, пока не научится писать нормально прежде, чем начнёт экспериментировать.

---

День тринадцатый и четырнадцатый

День тринадцатый. Книга для рождественского носка.

«Щегла» туда засунуть не удастся, так что пусть будет вот это:

Потому что надо бы знакомиться с лауреатами Нобелевки)

День четырнадцатый. Книга, прочитанная в школе.

Я традиционно баттхёртила от Печорина и даже настрочила сочинение о том, что он мудак!
Это было особенно печально оттого, что большинство моих одноклассников его любили и считали непонятой няшечкой. До сих пор считаю, что Печорин — идеальный герой любовного романа, разве что не светящийся в темноте вампир.

P.S. Мне кажется, что если я в постах каждый раз буду писать «ХУЙ ХУЙ ХУЙ» вместо нормального текста, никто ничего не заметит.

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

День двенадцатый. Книга стихов

Я вообще поэзию как-то не очень, но вот Маяковского люблю. И Бродского.
*формодрочер*

Вы думаете, это бредит малярия?

Это было,
было в Одессе.

«Приду в четыре»,— сказала Мария.
Восемь.
Девять.
Десять.

НУ ОХУЕННО ЖЕ.

---

День десятый и одиннадцатый

День десятый. Последняя оплаченная книга.

Зашла в книжный после кино, называется.
До этого были два тома «Избранного» Моэма, вот такие, а ещё две его книги («Пироги и пиво» и «Бремя страстей человеческих») я недавно заказала на Лабиринте, но они ещё не пришли.

На самом деле у меня сложные отношения с покупкой книг.
С одной стороны у меня есть электронная книга, поэтому мне вроде как и не надо. И к тому же книжки сейчас дорогие. С другой стороны, конечно, ОЧЕНЬ ХОЧЕТСЯ. Я какой-то маньяк просто (вся в маму, у нас дома полно книг).
Сейчас я маниакально скупаю издания классики в нашей библиотеке (у бабушки мало что есть, у них не было денег на подписные издания), а вот с современными авторами уже не получается придерживаться привычной стратегии «купила, чтобы почитать». Слишком высок риск обломаться: если даже книжка хорошая, то перевод может оказаться полным вырвиглазом. Как, например, у нового издания Уилки Коллинза, которого переводила какая-то макака с гуглтранслейтом.
Поэтому покупаю только те книжки, которые понравились в электронке и которые бы хотелось перечитать и дать почитать друзьям. ^_^

День одиннадцатый. Рождественская классика.

Потому что ПЕРФЕКШН

---

bookmate.com/bookshelves/JdIY8JDv — я вот не понимаю, то ли я страшно далека от народа, то ли авторы этой подборки.
Когда я была школотой, верхом интеллектуального чтива у нас почитались книжки из серии «Альтернатива». Потому что они были такими... контркультурными. В смысле, там описывались секс, блевотина и насилие, а лет в 16 это кажется ЕБАТЬ КАКИМ КОНТРКУЛЬТУРНЫМ на фоне «унылой» школьной программы и выхолощенных подростковых книжек.

---

День восьмой и девятый

День восьмой. Детектив.

Честно сказать, я очень долго вообще ничего не знала о Сейерс, хотя читала много детективов. Похоже, у нас её издавали мало, и это печально. Сейчас вроде Корпус взялся издавать, причём в нормальном переводе, потому что в тех книгах, что у меня на читалке, местами типичный надмозг девяностых.
Вообще на самом деле Сейерс — это такой классик детективного жанра вроде Агаты Кристи, была среди тех писателей, что основали «Детективный клуб». Но по её книгам этого не скажешь: они кажутся очень современными, как будто это свеженький психологический детектив, написанный в антураже первой половины двадцатого века.

День девятый. Книга, которую я судила по обложке.

Вроде издания у нас в последнее время сегментировались, и я уже отвыкла от подхода девяностых, когда Джейн Остин выпускалась вот вот в таком формате. Тут как раз наоборот.
Книжка выглядит как приличная, а на деле там самая обычная херня для серии «Фантастический боевик» Армады. Текст абсолютно беспомощный, аж финский стыд берёт за автора, который вроде как пытался написать Серьёзную Книгу, а получился чудовищный шлак.

---

День шестой и седьмой

День шестой. Книга, которую нужно прочесть всем.

Ответ довольно очевиден.

Нет, ну серьёзно. Фиг с ним, если человек Шекспира не читал или Чехова, но если он пишет безграмотно...
На самом деле я просто не знаю таких художественных произведений, которые я бы порекомендовала вообще всем.

День седьмой. Любимая книга детства.

Я вообще ОБОЖАЛА фантастику Крапивина (там даже, в соответствии со всеми трендами времени, есть антиутопия), но «Голубятня», по-моему, оставила на мне самый сильный след, надолго поселив во мне фобию манекенов. х_х До сих пор их обхожу по дуге в магазине.
Там, в общем, антагонисты вселялись в тела статуй и манекенов и в таком виде вершили свои злодейские дела.
Вообще, как мне кажется, книжки Крапивина при всех болезнях позднесоветской литературы в них, очень славные. Но вот взрослые герои, вписанные в советскую действительность — это какой-то тихий ужас. В смысле, это такой образчик унылого советского интеллигента, которого хочется послать возделывать целину, чтобы он уже перестал сопли на кулак наматывать.

---

Давненько тут не было ничего нажористого. Вот вам.
uglich-jj.livejournal.com/86694.html — дама рисует некрасивые женские тела. Все в охуе.

Слушайте, даже безотносительно феминизма: как уже заебала уже эта мещанская «благопристойность»! Такое ощущение, что люди видели только Бугеро, Ватто и открытки с котятами, а если им показывают что-нибудь отличное от этого, то у них случается баттхёрт. И вопль несётся по комментам: КАК ЭТИ ХУДОЖНИКИ СМЕЮТ ДЕЛАТЬ НАМ НЕКРАСИВО?!

---

День пятый, Quintessentially British (я слишком слаба в переводе, путь будет так)

На самом деле у меня был другой вариант, но сегодня всё же в лидеры вырвался вот этот (не писать же в этом пункте о Диккенсе, Остин, Теккерее и Вудхаузе)

У одного юзера в моей френдленте есть тэг «старое доброе классовое неравенство». Так вот, это оно. В смысле, тут полно таких чисто английских классивых фишек и вообще этой английскости.

Меня возмущало, — пишет рассказчик, вспоминая своё детство в маленьком английском городке, — что он осмеливается останавливать меня на улице, называть по имени и говорить со мной так, будто у нас одинаковое положение в обществе. Он даже предлагал мне играть в крикет с его сыновьями - моими ровесниками. Но они ходили в среднюю школу в Хэвершеме, и я конечно же не желал иметь с ними никакого дела.

А ещё это текст о писателях и о литературе. О том, как быть классиком при жизни и что про тебя напишут после смерти.

Ну и прекрасное об изображении женщин в творчестве одного писателя:
Женщины в его книгах какие-то неживые. Но и здесь я должен добавить, что это только мое личное мнение; широкая публика и самые видные критики единодушно соглашаются, что это обаятельные примеры английской женственности - жизненные, величавые, великодушные; их часто сравнивали с героинями Шекспира. Конечно, мы знаем, что женщины обычно страдают запором, но изображать их в литературе так, как будто они вовсе лишены заднего прохода, - по-моему, уж чрезмерная галантность.

Ах да, мой предыдущий вариант, потому что я ДОЛЖНА ПОРЕКОМЕНДОВАТЬ ЭТУ КНИГУ МАКСИМАЛЬНОМУ КОЛИЧЕСТВУ ЛЮДЕЙ.

Русский вариант обложки такой адовый, что я не буду ломать им глаза людям в своей френдленте.
В русском переводе: Бен Аааронович «Реки Лондона». В цикле, насколько я знаю, уже довольно много книг, но переведены только первые двери.

Это городская фэнтези, которая ещё и полицейский процедурал. Дело происходит, конечно, в Лондоне — в современном Лондоне, без налёта викторианства или хотя бы первой половины двадцатого века. Есть там, конечно, и традиционный герой-аристократ в хорошем костюме (но он старый маг, ему можно), а в целом Лондон у Аароновича очень пёстрый.
На эту книгу на самом деле должны вприсядку дрочить SJW, потому что с репрезентацией там ВСЁ ОК. А во второй части ещё более ок.

---

Кого бы я ни рисовала, всё равно получаются гееэльфы и девушки-хипстеры

гееэльф 1 шт, девушка-хипстер 1 шт

---

Я считаю, что Голодные Игры типологически намного ближе к соцреализму, чем к антиутопии. Потому что в антиутопии обычно всё кончается плохо, и государственная машина размалывает героев.
А вот если герой поднимается над тем дерьмом, в котором живёт, и идёт вместе с коллективом (Китнисс не гордая бунтовщица-одиночка, она становится частью революции) свергать власть — это, товарищи, соцреализм.

Кстати, зацените вот это.

Каждый день над рабочей слободкой, в дымном, масляном воздухе, дрожал и ревел фабричный гудок, и, послушные зову, из маленьких серых домов выбегали на улицу, точно испуганные тараканы, угрюмые люди, не успевшие освежить сном свои мускулы. В холодном сумраке они шли по немощеной улице к высоким каменным клеткам фабрики; она с равнодушной уверенностью ждала их, освещая грязную дорогу десятками жирных квадратных глаз. Грязь чмокала под ногами. Раздавались хриплые восклицания сонных голосов, грубая ругань зло рвала воздух, а встречу людям плыли иные звуки -- тяжелая возня машин, ворчание пара. Угрюмо и строго маячили высокие черные трубы, поднимаясь над слободкой, как толстые палки.
Вечером, когда садилось солнце, и на стеклах домов устало блестели его красные лучи, -- фабрика выкидывала людей из своих каменных недр, словно отработанный шлак, и они снова шли по улицам, закопченные, с черными лицами, распространяя в воздухе липкий запах машинного масла, блестя голодными зубами. Теперь в их голосах звучало оживление, и даже радость, -- на сегодня кончилась каторга труда, дома ждал ужин и отдых.
День проглочен фабрикой, машины высосали из мускулов людей столько силы, сколько им было нужно.

Мы живем в Дистрикте-12, в районе, прозванном Шлак. По утрам здесь обычно полно народу. Шахтеры торопятся на смену. Мужчины и женщины с согнутыми спинами, распухшими коленями. Многие уже давно оставили всякие попытки вычистить угольную пыль из-под обломанных ногтей и отмыть грязь, въевшуюся в морщины на изможденных лицах.
Сегодня черные, усыпанные шлаком улицы безлюдны. Окна приземистых серых домишек закрыты ставнями.

Источник второго куска вполне очевиден: это самое начало «Голодных игр».
А знаете, откуда первый кусок? Из «Матери» Горького — ключевого произведения соцреализма.
Я всё же думаю, что это ноосфера, которая спроецировала Горького в подростковую фантастику.

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

День третий и четвёртый

День третий. В списке подарков на Рождество.

Сама покупать не стану, потому что хрен я его когда-нибудь осилю, но в подарок получила бы с удовольствием: а вдруг когда-нибудь да захочу прочесть. Ну и в целом...
Улисс — это такая книга, которую филологу можно взять с собой на необитаемый остров, потому что можно до старости потом сидеть и упражнять в интерпретации, и скучно не будет. И книжка не надоест. И Джойс на том свете будет весьма доволен, что ты посвящаешь его книге дни и ночи. Потому что вот что он говорил об «Улиссе»:
Я вставил сюда столько головоломок и загадок, что профессора будут над ними целые столетия ломать головы, — и это единственный способ обеспечить себе бессмертие.

День четвертый. Для холодного вечера.
Да у нас эти холодные вечера девять месяцев подряд, никаких книжек не хватит. Мне хочется написать тут простыню, но ограничусь двумя авторами.

Сара Уотерс.
Я читала пока только «Тонкую работу», в планах всё остальное.
Это, в общем, «комфортное чтение», когда и интрига интересная, и героям сопереживаешь — а в конце искренне за них радуешься.
А ещё это романы про викторианских лесбиянок.

Кейт Аткинсон с серией детективов о Джексоне Броуди.
У Аткинсон это даже не столько классический детектив с линейным повествованием, а некая смесь детектива и психологического романа. И, в отличие от Таны Френч, которая претендует на боллитру со своим открытым финалом, Аткинсон честно рассказывает в конце, кто убил, за что и как.
А ещё у её книг в серии «Звезды мирового детектива» очень красивые обложки, и по ней снят очень медитативный сериал с Малфоем-старшим в роли Броуди.

---

День второй, последняя прочитанная книга

Внезапно нон-фикшн.
Советская школа перевода как она есть — и опять полезная книжка для среднего фандомного райтера, потому что там очень много говорится про то, как писать про людей другой культуры, чтобы сохранить колорит, не скатываясь с одной стороны в нагромождение терминов со сносками, а с другой в «смесь французского с нижегородским».
И в целом, как я заметила, очень много интересного и поучительного про язык текста можно найти именно в книгах по переводу.

Отдельно хороши там в приложении комментарии Чуковского на комментарии Набокова к Евгению Онегину. Чуковский страшно язвительный, на самом деле.
А ещё там есть выдержки из переписки с американскими коллегами, и один мужик пишет, что приглашает Чуковского на конференцию и ещё хочет Толкина пригласить. Вроде умом-то понимаешь, что у Толкина и Чуковского могут быть общие знакомые, но всё равно клёво.